Экономический колониализм

После Второй мировой войны на смену традиционному колониализму, основанному на прямом административном, военном и идеологическом контроле, пришел неоколониализм, при котором метрополии выкачивают ресурсы из формально независимых стран за счет финансово-экономического и политического, а не прямого военно-административного контроля.

Основная причина этого перехода – зрелость индустриальных технологий. В результате формирования в колониях слоя местных специалистов и, соответственно, создания там самосознания появилась возможность превращения колоний в источник не только ресурсов, но и значимого спроса на продукцию метрополий. Сыграли свою роль и перенапряжение колониальных держав, и экспансия США и СССР, деливших их наследство.

Неоколониализм гуманнее традиционного колониализма. В ряде случаев он позволял обеспечивать бурное развитие контролируемых территорий: Западной Германии – в противовес Восточной, а Японии, Южной Кореи и других стран Юго-Восточной Азии – Китаю. Это развитие часто позволяло создавать крупные национальные корпорации и развитые политические классы, обеспечивающие высокую степень политической независимости от метрополии. А Китай, с 1979 г. накачивавшийся США как противовес СССР, сумел в итоге обеспечить свою политическую независимость.

Так или иначе, прямой грабеж (при котором Великобритания выкачала за 1765–1938 гг. только из Индии эквивалент более чем 45 трлн современных долларов, – правда, по оценке индийского же экономиста Утсы Патнаик) сменился его коммерческой формой. Она основана на диктате транснациональных (а сейчас и глобальных) монополий и навязывании свободной торговли заведомо менее технологически развитым экономикам. Собственно, эти методы создавались для грабежа обычных колоний, но применялись тогда более откровенно, без тумана формальной независимости.

Неоколониализму нужен контроль за общественным сознанием – от образования, культуры и медиа до прямой подготовки политиков, но даже с учетом этих расходов овчинка все равно стоит выделки. В системе единых глобальных рынков, существовавших после уничтожения СССР до последнего времени, разрушение неоколониализма было невозможно: он был самим содержанием этой системы.

Отдельные страны могли развивать свой национальный капитал и повышать технологический уровень, увеличивая этим производимую ими добавленную стоимость, но они оставались заложниками ситуации. Идущий сейчас распад единых глобальных рынков на многоуровневую систему макрорегионов открывает возможности для освобождения от подобной неоколониальной зависимости и создает предпосылки для перекройки всей политической структуры мира.

Традиционный антагонизм между трудом и капиталом давно ушел в тень противоречия между глобальными финансовыми спекулянтами и национальными капиталами реального сектора. Поэтому начетническая дихотомия «правые – левые» уступила место национально-освободительной борьбе, в которой патриоты разных стран, даже ненавидя друг друга по националистическим причинам, испытывают пугающее их чувство общности перед лицом единого противника.

Россия занимает в этой разворачивающейся борьбе парадоксальное место. Как наследница СССР, она воспринимается не только населением, но и политиками стран третьего мира в качестве естественной продолжательницы его стремления разрушить систему неоколониализма. Но сама она является жертвой этой системы, поэтому среди причин жесткой антироссийской политики Запада – страх перед сменой метрополии с консолидированного «совокупного Запада» на распределенный «Восток» и даже «глобальный Юг».

Россия на протяжении почти всей своей истории (кроме ига Золотой Орды) оставалась свободна политически. Но экономически она была зависима и, хуже, выкармливала своими ресурсами своих соперников. Великобритания стала морской державой благодаря сверхприбылям забытой ныне Московской компании, получившей при Иване Грозном в России абсолютный приоритет перед русскими купцами, а немецкие банки (ставшие экономической основой единства Германии) создали свои капиталы во многом благодаря воровству (прежде всего на железнодорожном строительстве) при Александре II.

Экономическая колония – это страна, экспортирующая сырье и закупающая (если позволят) продукцию его переработки и оставляющая добавленную стоимость своей метрополии. В нашей ситуации это усугубляется свободным вывозом капитала, в результате чего экспорт сырья (с точки зрения страны) почти бесплатен, так как критическая часть его оплаты остается в финансовых системах метрополии. В этом отношении компрадорская буржуазия России – носитель колониального типа сознания не меньше, чем вожди африканских племен, за бусы продававшие в рабство своих соплеменников.

Манифестацией такого сознания стал «налоговый маневр» 2018 г. В его рамках экспорт сырой нефти полностью освобождался от фискальной нагрузки за счет ее перекладывания (с некоторой лихвой) в конечном итоге на переработку нефти внутри страны. Результатом стал скачок цен на бензин с одновременной убыточностью всей нефтепереработки, заставляющей государство и сегодня дотировать ее в колоссальных масштабах (в 2024 г. – 3,1 трлн руб., почти треть всего НДПИ).

Но главное – был сделан колоссальный шаг от развития (обеспечиваемого обложением экспорта сырья с поощрением его переработки в стране) к закреплению колониального положения облегчением экспорта сырья и блокированием его переработки в стране. В преддверии военной спецоперации в 2021 г. данный «налоговый маневр» был успешно распространен на металлургию, что привело к удорожанию металлов до такой степени, что печать некоторых купюр стала дешевле примитивной штамповки монет.

Для преодоления сложившегося положения России как экономической колонии и перехода от выкармливания своим сырьем своих стратегических конкурентов необходима подлинная налогово-таможенная революция. Но совершить ее можно, лишь освободившись от колониального типа сознания.