Юрий Дудь как средство доставки правды
Власть не сможет справиться с правдой, если ее будут говорить миллионы, а не одиночкиЯ не понимаю, почему нужно встречать беспредел молчанием, а не встречать его лицом к лицу. Юрий Дудь, журналист
Юрий Дудь в последние полгода сделался из коммерчески успешного интервьюера-видеоблогера, иногда скандального, иногда неказистого, но всегда популярного, чем-то вроде видеосовести нации. Я даже не очень преувеличиваю: его фильмы «Колыма – родина нашего страха» и «Беслан. Помни» посмотрело так много людей, будто фильмы показывали по федеральным телеканалам.
Оба фильма, как ни относись к автору, – свободное высказывание. Редкая сейчас свобода слова, но, выходит, востребованная!
Так что Юрий Дудь заработал себе право сказать, что надо говорить, если бьют, крадут и врут: «Когда в России в следующий раз будут метелить очередных простых прохожих дубинками, когда будут воровать следующий вагон государственных денег, когда будут вкидывать новую пачку макулатуры в избирательную урну, я очень прошу вас говорить об этом, а не молчать».
А общество предпочитает именно молчать. Это наследство не только советского прошлого, но главным образом советского, несправедливого, бандитского: за неосторожное слово можно лишиться всего, в том числе жизни. (Молчание тогда тоже бывало преступлением, но реже.)
Молчание, замечу, – не то же самое, что тишина; современная лингвистика считает молчание одной из важнейших форм передачи информации. Или, по Людвигу Витгенштейну, Wovon man nicht sprechen kann, darueber muss man schweigen, в вольном переводе: «Молчание начинается там, где невозможна речь».
Кажется, в современной России речь именно что невозможна. Пустая болтовня, намеренное косноязычие, бюрократическая околесица, немотивированная брань, трусливые экивоки – сколько угодно; обычная, простая, осмысленная речь – нет. Говорит только юродивый; народ безмолвствует.
Задача, которую ставит Юрий Дудь, трудна прежде всего психологически: нужно переступить через страх. Все молчат – а я почему должен? Некоторое время назад похожая, хотя и не такая сложная, задача стояла перед благотворительностью как отраслью: надо было терпеливо и настойчиво объяснять, почему обычный человек, от которого ничего вроде бы не зависит, своими крошечными деньгами может совершить почти невозможное. Должен – потому что человек (прошу прощения за пафос). Но преимущество благотворительности перед правдой состоит в том, что благое можно творить втайне, не показываясь.
Правды же втайне не скажешь. Говорить надо громко, не скрываясь.
Но точно так же, как власть (с большой неохотой) вынуждена была признать, что люди имеют право исправлять несправедливость, ею допущенную, – вынуждена была, потому что счет благотворителей пошел на десятки миллионов, – она не справится с правдой, когда ее будут говорить миллионы людей. Допустим, все зрители фильмов Юрия Дудя.
Продолжу сравнение с благотворительностью. Была же и еще одна серьезная проблема. В начале работал только энтузиазм, и много денег (овеществленного сострадания) было потрачено зря, так как не существовало хороших способов доставки средств до нуждающихся. Но желание помочь было велико – и средства доставки денег появились.
Сейчас в России почти нет средств доставки правды, и я не могу вообразить, какими они будут, когда люди поймут, что должны начать высказываться, не в состоянии терпеть вранья, воровства и насилия. Но они, несомненно, появятся, средства доставки.
Завершу словами средневекового немецкого монаха-мыслителя Фомы Кемпийского: «Истинно говорит только тот, кто по возможности считал бы счастьем молчать».