Россия двадцать лет спустя: лучше, чем СССР
Двадцать один год назад я стала аспиранткой Института мировой социалистической системы АН СССР. В 1989 году, вернувшись с каникул и обнаружив в вестибюле института свеженький мраморный пол, брякнула совершенно без всякой задней мысли:
Это, что? Надгробие?
Ответом мне было шиканье и махание руками, хотя к началу осени 1989 года из мировой соцсистемы уже выпали Польша и Венгрия. Уход остальных из соцлагера был делом времени и все, что стоило тогда обсуждать – это цена вопроса, издержки и то, продолжит ли СССР в лице ЦК партии политику невмешательства в дела соцсистемы.
Падение Берлинской стены взбудоражило весь институт по той простой причине, что завсектором ГДР нашего института оказался в Берлине и все это наблюдал сам. Я отлично помню, как мы рвали его на мелкие кусочки и с упоением слушали рассказ о том, КАК ломали стену. В декабре 89-го был казнен Чаушеску, и от соцсистемы не осталось ничего, она приказала долго жить. Институт переименовали, сменили название специальности в аспирантуре и все пошло так, словно и не было вовсе такого института. Мне же благодаря всей этой свистопляске удалось избежать сдачи кандидатского минимума по политэкономии.
Я не очень согласна с тем, что прошедшие 20 лет были мрачными и бесполезными для России. Во-первых, пространство частной жизни расширилось и теперь только от нашего желания и материальных возможностей зависит чтение Набокова, поход на концерт Гребенщикова и общение со школьной подругой, живущей с 1979 года в Германии. Во-вторых, мы привыкли к материальности мира, к тому, что яблоки можно купить в мае, а клубнику в декабре, да к тому же при этом можно вволю поворчать, что и то, и другое, потеряло свой истинный вкус. В-третьих, выросло поколение, которому невозможно объяснить, что такое «праздничный заказ» и почему его «разыгрывали». Поколение, для которого слово «достать» имеет прямой, а не переносный смысл, поколение, вызывающее бурю эмоций своим невежеством в части литературы, но и восторг в части обращения с новейшими гаджетами. В-четвертых, длиннющий список из того, чего раньше либо не было вообще, либо было в ограниченном количестве: благотворительность, волонтеры, собственное жилье, автомобили и пробки, отдых в Турции, мультиплексы, музыкальные центры, видеокамеры, мобильники, ноутбуки, посудомоечные машины и так далее и тому подобное.
Но и того, что пугает, за эти 20 лет появилось в изобилии. Это и наша пресловутая разобщенность, недоверие к общественным институтам, возвращающееся двоемыслие, агрессивность и неприятие инаковости. Пугает и желание власть имущих самим спрятаться от мира и потащить нас в ту же самую пещеру. Озадачивает их стремление управлять частной собственностью (заполучить каковую было мечтой всей их жизни) как «социалистической». Бесит непонимание ими того простого факта, что только 40 % наследников в состоянии удержать заработанное предками, да и то, если их этому учили, а наследники усвоили уроки. Удручает обесценение слов, произносимых первыми лицами, то, что нас держат за недоумков и не доверяют ни в чем. Постепенно, шаг за шагом общественное мнение снова вытеснили «на кухню», хотя и с евроремонтом, которая теперь называется Интернет. И хуже всего то, что ни граждане России, ни элита не хотят ничего знать о том, в какой стране они живут. А без этого как понять, что на самом деле нужно?
Вот и получается, что сделав 20-ть лет назад выбор в пользу обычной, нормальной, во многом скучной жизни, мы тем не менее остановились и никак не решаемся сделать следующий шаг. Шаг, благодаря которому обычная жизнь становится осмысленной, а это - доверие властей предержащих гражданам России.