Избиение Кашина - опасный прецедент
Избиение Олега Кашина создало совершенно новую ситуацию в отношениях власти и общества — по крайней мере той мыслящей его части, которой не совсем безразлично, существует ли еще независимая от власти пресса. Журналистов в России и раньше избивали, стреляли, взрывали. Это происходило с первых постсоветских лет. И все же последнее преступление кажется прецедентным, из ряда вон выходящим, шокирующим.
Кашин не пишет о темах, которые до сих пор считались рискованными: о войне, о Чечне, делах армии, ФСБ, правоохранительных органах. Он не интересуется организованной преступностью. Он не занимается журналистскими расследованиями. Он не собирает компромат. Он не лезет в бизнес-конфликты. Он не участвует в разборках муниципальных или региональных элит. Он не вскрывает коррупцию в глубинке. Он не является обладателем каких-то государственных или бизнес-секретов.
Все, чем он обладает, - это своим взглядом на вещи и хорошим русским языком. И смелостью откровенно высказывать мнение в блоге и делиться наблюдениями в газете. Во влиятельнейшей газете страны. До сих пор убивали (по крайней мере, так считалось) за некие знания и некую деятельность. Его пытались убить — за точку зрения.
Экзекуция над журналистом — страшна сама по себе. Но она страшна и как прецедент, расширяющий поле вседозволенности, открывающий шлагбаум: значит, и таких — можно, и за это — можно. И такая акция устрашения — легко осуществима.
До сих пор казалось, что существовал негласный общественный договор. В 2000 г. инакомыслие было запрещено на телевидении. Но не было запрещено на радио, в прессе и интернете. Этот небольшой (по сравнению с аудиторией ТВ) островок свободы был намеренно сохранен властями: при желании любую газету ведь тоже можно закрыть, необходимый закон (про закрытие после двух предупреждений) был быстро изготовлен. Подобно тому, как есть маленькие льготы для малых партий, была сделана и небольшая льгота для думающей прослойки населения: читать в небольших тиражах мнения и новости, не проходящие предварительную цензуру. Писать то, что не обязательно согласовано с Кремлем, Белым домом, «Единой России» и ее «Молодой гвардией». А если написанное кого-то возмущает — выяснять отношения в суде.
И вот этот договор (последняя уступка остаткам интеллигенции) нарушен, разорван обломками арматуры, которыми избивали Кашина. Журналисты опасались — судов, в меньшей степени — закрытия. Теперь же нам надо опасаться хладнокровных убийц у подъездов своих домов. Неприятно потерять работу, еще неприятнее — быть крупно оштрафованным. Но теперь журналистам предложена новая мера, неслыханная форма ответственности — быть искалеченным за слово.
Нет сомнения, что многие сделают для себя выводы. Кто-то перестанет писать на острые темы, кто-то уйдет из профессии, кто-то уедет из страны. Чего заказчики экзекуции, видимо, и добивались. Если газету закрыть — можно, в конце концов, запустить новую. Если весь цех парализует страх — это потеря невосполнимая.
Скажут: причем здесь власть? Не надо лицемерить, мы хорошо помним, кто и как учил молодежь травить людей за высказанное мнение. Сперва «Идущие вместе» спускали в бутафорный унитаз перед Большим театром книги Владимира Сорокина. Потом «Наши» стали преследовать журналиста Александра Подрабинека — большой толпой за одну статью. Появились списки, фотографии и чучела врагов народа. Потом на сайте «Молодой гвардии» появились ролики с компроматом на журналистов и политиков. Потом на том же сайте был вывешен портрет «врага» Кашина с печатью: будет наказан. И он наказан.
Даже если это не они — они создают таким образом алиби настоящим преступникам. Создают предлог. Создают атмосферу, в которой моральное и физическое избиение инакомыслящих становится возможным и даже похвальным.
В милиции появилось управление «Э» - по борьбе с экстремизмом. Милиция рапортует о поимке исламистских экстремистов, сепаратистских экстремистов, экстремистов-ксенофобов. Но есть экстремизм, который не замечает милиция. Появились группировки, избивающие и убивающие людей, не лояльных местной или федеральной власти. Бьют не за иной цвет кожи — за иное мнение.
Из последней речи Дмитрия Медведева следует, что он и сам не верит в бытовой характер нападения на Кашина. За этим стоят некие «силы», признал президент. Имеющие, не исключил он, какое-то положение и какие-то заслуги. Существуют силы или, на языке правоохранителей, группировки, считающие, что им разрешено быть экстремистами. Считающие, что их насилие над обществом — не наказуемо.
И ведь они правы. Сколько антифашистов и молодых экологов уже покалечили и убили — сообщалось ли об арестах за эти преступления? «Наши» на марше 4 ноября топчут портрет самой уважаемой и известной правозащитницы страны, члена президентского совета Людмилы Алексеевой. Сообщалось ли о привлечении — не к уголовной, хотя бы к административной ответственности юных вандалов? Если разрешено варварство 4 ноября, то позволена и экзекуция 6 ноября.
Хотят, чтобы мы писали про модернизационные проекты Медведева. Абстрагировавшись от того, что сделали с одним из нас. Возможно ли абстрагироваться? Возможен ли переход к постиндустриальному обществу в атмосфере средневековой охоты на ведьм? Поедут ли иностранные специалисты в Москву, где даже местные ни на секунду не чувствуют себя в безопасности?
С каждым ударом железного прута по телу журналиста разбиваются остатки надежд на модернизацию, остатки иллюзий, что в этой стране еще возможен «капитализм с человеческим лицом». Наверное, возможен. Но пока торжествует песья морда — та, что была на знаменах ноябрьского марша новейших опричников. Будто сошедших со страниц сорокинской антиутопии. Марша разрешенного, санкционированного. После которого, по итогам которого расправились над Олегом Кашиным.