Региональные элиты признали свою отстраненность от политики

Центр стратегических разработок выяснил, о чем мечтают местные руководители
Опрошенные респонденты не видят себя агентами изменений, так как у них отсутствует автономность и нет понятных правил игры/ Е. Разумный/ Ведомости

Региональные элиты России считают, что не могут влиять на политический процесс, но у них есть запрос на повышение своего потенциала – в частности, чтобы адаптировать сформированный политический курс на уровне региона. К таким выводам пришел Центр стратегических разработок (ЦСР) Алексея Кудрина, готовящий программу стратегического развития России на 2018–2024 гг. Результаты исследования «Российские элиты 2016: образ будущего и точки консенсуса» были представлены в среду на социологической Грушинской конференции. ЦСР было интересно, какое представление о будущем есть у региональной элиты, какие изменения она считает нужными, поясняет один из авторов исследования, Ксения Ткачева.

Эксперты ЦСР разделили все элиты на три группы: стратегическая элита, которая максимально может влиять на политический курс, вето-элита, способная адаптировать и корректировать существующий политический курс, и администрирующая элита, которая не может влиять на политический процесс, но помогает его реализовывать на местах. Региональная элита относится к третьей группе. Опрошенные респонденты не видят себя агентами изменений, так как у них отсутствует автономность и нет понятных правил игры, отмечает Ткачева: «Они готовы быть акторами, но часто говорят об отсутствии влияния и не видят возможностей для реализации». Представители этой элиты готовы к личному планированию на 10 лет и более (обычные россияне – не более чем на год), но горизонт социально-политического планирования гораздо ниже личного.

По всей стране

Исследование проводилось в сентябре – декабре 2016 г. в Татарстане, Ростовской, Свердловской, Воронежской и Иркутской областях, Приморском крае и Севастополе. Проведено 84 интервью и 14 фокус-групп: были опрошены чиновники, политики, бизнесмены, эксперты общественных организаций.

Уровень сплоченности элит оказался ближе к среднему, но все же низкий, продолжает Ткачева: «И бизнес, и власть, и представители общественных организаций говорят об отсутствии диалога, о том, что нет кооперации и никто не предлагает решения проблем. Кроме того, все говорят о нестабильности правил игры». Консенсусом в образе будущего у этой элиты стали самореализация, хорошее образование для детей, комфортная среда проживания и уверенность в завтрашнем дне. Среди основных вызовов – отсутствие четких правил игры, замыкание контактов между регионами на центр, незаинтересованность центра в решении частных проблем регионов, недостаток инвестиций и отток квалифицированных кадров.

Запрос на рост роли региональных элит есть, согласен политолог Евгений Минченко: «Роль региональных элит снижалась все последние годы из-за назначения губернаторов, сокращения финансового ресурса и снижения значимости региональных бизнес-групп. Недовольство этим достаточно сильное». Отношение к теме будущего «болезненное и невротическое», поскольку в обществе есть табу на рефлексии о нем и региональные чиновники, как и все, это ощущают, говорит политолог Михаил Виноградов: «Но у них есть и желание ответственности за создание каких-то программ, которые бы касались этого будущего, региональные чиновники не против получить больше возможностей в его конструировании». Региональные элиты нуждаются в площадке, где можно было бы обмениваться мнениями, говорит Виноградов, но федеральная власть «не торопится принимать настроения региональных элит как значимый социологический фактор, выступающий ограничителем тех или иных политических решений».