Треть россиян испытывает удовлетворение от арестов высокопоставленных чиновников

Но лишь четверть опрошенных считает их проявлением реальной борьбы с коррупцией
Аресты воспринимаются не как борьба с коррупцией, а как разборки между кланами, поэтому у них и нет особого резонанса/ Андрей Гордеев / Ведомости

Треть россиян испытывает удовлетворение от арестов высокопоставленных чиновников, по данным апрельского опроса «Левада-центра». Еще у 14% респондентов это вызывает раздражение, а 40% не испытывают никаких особых чувств. При этом интерес граждан к подобным событиям заметно снижается: если за арестом в феврале 2019 г. сенатора от Карачаево-Черкесии Рауфа Арашукова и его отца Рауля Арашукова «внимательно следили» 17% респондентов, то за задержаниями в марте бывшего министра по делам открытого правительства Михаила Абызова и экс-полпреда президента на Дальнем Востоке Виктора Ишаева – лишь 9%. И только четверть опрошенных посчитали эти аресты проявлением серьезной борьбы с коррупцией. Большинство же уверено, что это либо следствие борьбы за передел сфер влияния, либо отвлечение внимания населения от реальных проблем в экономике.

Аресты воспринимаются не как борьба с коррупцией, а как разборки между кланами, поэтому у них и нет особого резонанса, поясняет директор «Левада-центра» Лев Гудков: «Следит за ними в основном или околополитическая публика, или пожилое провинциальное население, которое как раз воспринимает это как реальную борьбу с коррупцией». Эффективность антикоррупционной пиар-риторики снижается, полагает социолог: сообщения об арестах становятся рутиной, мало кто различает арестованных. А удовлетворение от арестов испытывают в основном пожилые малообразованные люди, констатирует Гудков: «Массовое сознание задето ощущением несправедливости, потому каждый арест воспринимается с чувством мстительного удовлетворения».

Видно, что фокусированный интерес к арестам чиновников не так и велик, считает председатель совета директоров ИСЭПИ Дмитрий Бадовский: «Скорее всего, если бы аналогичный вопрос задали про [находящихся под судом по обвинению в хулиганстве футболистов] Кокорина и Мамаева, информированность и внимание были бы в несколько раз больше». И даже в группе внимательно следящих преобладает мнение, что аресты – это не столько элемент борьбы с коррупцией, сколько эффект от передела сфер влияния в правящем классе или же вообще отвлечение внимания от других проблем, отмечает эксперт: «Поэтому многие или не испытывают никаких эмоций, или даже чувствуют раздражение. Ну а те, кто доволен, скорее всего, исходят из того, что если кого-то ловят, пусть даже из-за внутриэлитных конфликтов, то хотя бы так кому-то из коррупционеров достанется по заслугам». Для общественного мнения важнее не аресты, а приговоры или их отсутствие, полагает Бадовский: «Кроме того, у людей на каждый резонансный случай посадки того или иного чиновника всегда находится много примеров безнаказанности или просто несправедливости. И на этом эмоции и память фокусируются, как правило, куда в большей степени».

Нужный пиар-эффект арестами вполне достигается, хотя Кремль находится между Сциллой и Харибдой, полагает политолог Николай Петров: с одной стороны, он хотел бы обозначить борьбу с коррупцией, с другой – не хотел бы «гнать волну», которую могли бы перехватить популисты. «Власть сознательно показывает – раз вы ненавидите богатых и чиновников, радуйтесь их унижениям», – отмечает эксперт. Но важно, чтобы у людей из этого не складывалась такая картина, что вся власть коррумпирована и если сейчас арестовывают тех, кто был 15–20 лет во власти, то это свидетельствует о чем-то системном, подчеркивает он: «Однако появился эффект привыкания: арест первого губернатора был чем-то из ряда вон выходящим, пятого – не привлек внимания. Все дается дозировано: громкий публичный арест, потом молчание, и через год чиновников тихо осуждают». То есть Кремль ведет игру осторожно и контролирует ситуацию, резюмирует Петров: «Идет подыгрывание настроениям людей, которые озлоблены, но и не допускается провоцирование настроений против власти».