Бадма Башанкаев: «Надо поддерживать женщин, а не запрещать аборты в частных клиниках»

Председатель комитета по охране здоровья Госдумы Бадма Башанкаев о громких законах и медицине на новых территориях
Председатель комитета по охране здоровья Госдумы Бадма Башанкаев/ Пресс-служба Госдумы

Депутаты Государственной думы за весеннюю сессию приняли 500 законов, почти треть из которых (27%) были социально ориентированными, докладывал на последнем пленарном заседании 26 июля председатель нижней палаты парламента Вячеслав Володин. Бадма Башанкаев, избранный председателем комитета по охране здоровья 13 июня вместо Дмитрия Хубезова, принимал участие в рассмотрении многих из них уже в своем новом статусе. В интервью «Ведомостям» он рассказал, при каких обстоятельствах возглавил комитет, как шла работа над поправками в закон «О психиатрической помощи» и почему депутаты и представители благотворительных фондов не поняли друг друга. А также о том, как решать проблему медицинских кадров и надо ли запрещать аборты в частных клиниках.

– Вы несколько неожиданно для многих стали председателем комитета по охране здоровья, сменив на этом посту Дмитрия Хубезова. Как так получилось?

– Вообще, и для многих мы неожиданно стали депутатами. (Улыбается.) У нас появилась новая формация депутатов, так называемой новой волны, которая несколько отличаются от привычной картинки в телевизоре – от депутатов, сидящих в кабинетах и занимающихся важными делами в зале заседаний, законотворчеством. Нужная и важная государственная задача. Это мы тоже делаем. Но как только началась специальная военная операция, мы сразу поехали туда работать врачами. В нас больше от общественников что ли.

Председателем комитета я стал по решению генерального совета партии «Единая Россия», в частности Андрея Анатольевича Турчака, и при поддержке [спикера Госдумы] Вячеслава Викторовича Володина. Если Дмитрий Хубезов уезжает в зону спецоперации до победы, его должен был заменить тот, кто работает в таком же ракурсе, так же понимает проблематику практического здравоохранения, просьбы людей, пациентов. Поэтому доверили мне.

Признаюсь честно, я сам тоже был удивлен, шокирован и впечатлен, потому что меня на пленарном заседании назначили 13 июня, а я собирался уехать 14 июня в Донбасс: уже машина отремонтирована, готова была, оборудование и лекарства собраны, мои друзья врачи-волонтеры из группы «Друзья медицины Донбасса» собрались. Мы должны были уехать и работать там, потому что есть потребность в медицинских кадрах и руках. Хубезов меня опередил, переиграл аппаратно, так называется. (Улыбается.) Соответственно, я стал председателем. На самом деле мы с коллегами и раньше работали в комитете как один организм с одними целями и задачами, которые нам поставили люди страны и медицинская общественность. Так что продолжаем работать для людей.

– Какие у вас отношения с предшественником?

– Я знаю Дмитрия Анатольевича Хубезова с 2008 г. Мы работали в одном направлении, я тоже онкоколопроктог. У нас были совместные операции и конференции. И сложились очень хорошие дружеские и профессиональные отношения. Я всегда знал: если я еду в Рязань, то у меня там есть друг, который меня всегда с радостью примет. А потом так оказалось, что нас обоих выдвигают в направлении депутатства.

Как сейчас помню, организовывал конференцию в Казани, мы сели друг напротив друга на завтраке, я говорю: «Слушай, меня в депутаты направили». А он: «У меня тоже такой вектор определяется». Он настоящий герой: в ковид отлично работал, больницу возглавлял. У меня Калмыкия, жители региона сказали: «Бадма Николаевич, иди». С 2014 г. я там почти каждые два-три месяца оперировал, консультировал пациентов, делали скрининг колоректального рака вместе с командой неравнодушных друзей. Люди республики доверяют. Я очень не хочу их подвести, поэтому много работаем.

– Вы известный хирург. Практику пытаетесь продолжать?

– Я остаюсь доцентом на кафедре эндоскопической хирургии в Московском государственном медико-стоматологическом университете имени А. И. Евдокимова. Руководство вуза по-доброму и профессионально поддерживает: проводим операции, читаем лекции и проводим мастер-классы по хирургии.

Раз в квартал я по-прежнему собираю молодых хирургов, проктологов в Склифе (НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского. – «Ведомости») и целый день их учим навыкам амбулаторной и малой колопроктологии на Proctorus. Как лечить геморрои, трещины, свищи; как оперировать самыми современными способами. Даем им потренироваться на оборудовании, на животных моделях, а потом показываем все рассказанное в операционной. У нас с друзьями-лекторами этой школы есть цель научить 1000 ребят, чтобы они услышали и осознали все те навыки и умения, что нам приходилось собирать за годы обучения и работы в свою копилку знаний. Мы сейчас около 500 ребят обучили. Сейчас в вычитке выстраданный учебник по колоректальной хирургии. Все то, что я узнал и собрал за годы работы в Германии, США и наших отечественных ведущих центрах, теперь собрано на 300 страницах. Алгоритмы принятия решений в нашей онкологической колопроктологии, как планировать операции, что и как делать, как лечить. Так что хирургию я не оставлю никогда.

В Калмыкии раз в несколько месяцев набираем сложных пациентов, кому сложно выехать из региона, и мы проводим операции в республике. Привозим медицинские таланты на мастер-классы из других регионов. Обучаем. Я буду хирургом до конца своей жизни, я по-другому не могу, это мое.

– Чем вы занимались в зоне военной операции?

– Мы [врачи] традиционно ездим в гражданские госпитали, но в них лечатся ребята-военнослужащие. Медицинская эвакуация, которая существует в ДНР и ЛНР, отличается от традиционной, к которой мы привыкли в учебниках по военной медицине. Самые тяжелые пацаны не транспортабельны, поэтому их привозят в гражданский госпиталь и лечат там до стабилизации. А после уже эвакуируют на большую землю. Мы работаем в этих госпиталях и первые принимаем как раз этих самых тяжелых пациентов. Многому научились у донецких и луганских хирургов. Они очень крутые в этих направлениях.

«Вероятно, закон не был прочитан полностью»

– В эту сессию через ваш комитет прошло много громких законопроектов. Общественники, в частности фонды «Вера» и «Волонтеры в помощь», негативно высказывались о поправках в закон «О психиатрической помощи» и закон «Об основах охраны здоровья». По их мнению, изменения ущемляют права пациентов психоневрологических интернатов (ПНИ). Вы в ответ им говорили, что такие поправки не вносятся. Почему возникло недопонимание?

– Мы с большой любовью относимся к Нюте Федермессер (учредитель фонда помощи хосписам «Вера». – «Ведомости»). Мы по-человечески дружим. Расскажу, как было. Нюта набрала меня и сказала: «Николаевич, у вас там есть закон [о психиатрической помощи], который для нас важен». Мы вместе с [первым вице-спикером Госдумы] Александром Дмитриевичем Жуковым встретились с ней и другими представителями общественных организаций и проработали вариант поправок.

В финальном документе мы учли основное из их пожеланий. Главный камень преткновения – служба защиты прав граждан. За 30 лет она так и не была создана, поэтому мы ее переформатировали, а вопросы защиты прав граждан перенесли в другую статью. Однако со стороны общественников последовала критика предлагаемых изменений, которая строилась на отдельно взятых статьях законопроекта, а не документа в целом. То есть, вероятно, закон не был прочитан полностью либо был не совсем правильно истолкован.

Мы приняли закон, который расширяет круг организаций, которые могут защищать права пациентов ПНИ, а не ограничивает, как об этом говорили общественники. Мы прописывали это вместе с ними. Контроль за соблюдением прав граждан, которые находятся в ПНИ, могут осуществлять общественные организации в соответствии со своими уставами. Если в уставе написано, что они хотят помогать пациентам, мы их пустим и будем только рады. При этом общественники теперь для посещения пациентов в ПНИ не обязаны согласовывать свои визиты с руководителями этих организаций. Надо лишь соблюдать требования к посещению, установленные Минздравом и Минтрудом. Сейчас органы исполнительной власти и местного самоуправления могут и будут привлекать представителей общественных организаций. Множество небезразличных людей – начиная от омбудсменов и заканчивая юридическими организациями – смогут приходить и защищать интересы людей, которые страдают психическими заболеваниями. Закон как раз защищает и расширяет права пациентов.

– Если резюмировать: отказ от государственной независимой службы защиты прав пациентов в медорганизациях был компенсирован расширением другой статьи?

– Так точно. Ушла 38-я статья, которая не работала 30 лет. Взамен появилась 46-я статья. В комитете с нами работает врач и депутат Сергей Леонов, он представляет ЛДПР. Искренний и честный человек, он за людей. Никогда не тормозит здравую критику и всегда объективно описывает, как на самом деле в жизни. Так вот он, после эмоциональных заявлений на заседании, которое столь удобными нарезками широко транслируется в социальных сетях, сказал одну фразу: «Я много ездил по родной Смоленщине, мы постоянно собираем и разбираем жалобы людей. Так вот, из многих проблем, что я слышал каждый день, из ПНИ были единицы за все время моей работы». И это сказал очень неравнодушный и внимательный к людям человек. Если бы были сотни, тысячи ситуаций с такими нарушениями, он был бы точно первый, кому это рассказали и вызвали на помощь. Такова роль здравой оппозиции в стране.

Судя по всему, со стороны общественников произошло недопонимание, и они пока недостаточно внимательно читают закон. Иногда создается впечатление, что эти неравнодушные люди, может, и прочитали текст полностью, но, очевидно, что одни положения законопроекта ими неверно истолковывались и не учитывалась их взаимосвязь с другими положениями. Мы уже запланировали с депутатами разных фракций в осенней и дальнейших сессиях посетить регионы и будем стимулировать и инициировать создание таких вот надзорно-контролирующих и помогающих служб для людей, которые живут в ПНИ. Я обещал Федермессер, и я свое обещание сдержу. Она это прекрасно знает: мы давно с ней знакомы.

– Как будут работать эти службы?

– Принятым федеральном законом устанавливается и расширяется круг организаций и лиц, которые будут осуществлять защиту прав и законных интересов граждан, страдающих психическими расстройствами. Контроль за соблюдением прав граждан смогут осуществлять общественные организации в соответствии со своими уставами, в том числе профессиональные некоммерческие организации, создаваемые медработниками.

Есть два хороших примера. В Нижнем Новгороде была создана автономная некоммерческая организация, которая помогает таким пациентам. А в Москве работает государственная структура. С учетом этого федеральный закон учитывает опыт Москвы и Нижнего Новгорода и созданные там структуры, осуществляющие деятельность в сфере защиты прав граждан, страдающих психическими расстройствами, они указаны в новой редакции статьи 46. Необходимо обратить внимание, что служба в Нижнем Новгороде, имеющая огромный положительный опыт, действует на основании федерального закона «О некоммерческих организациях», который мы вообще не затрагивали. Но юристы общественных организаций не обратили на это внимание.

Подчеркиваю, у НКО будет возможность продолжать свою деятельность и защищать права граждан, страдающих психическими расстройствами. Неравнодушные граждане по-прежнему будут вправе создавать такие организации на благо людей с таким расстройствами.

– Все это – те службы, которая будет следить за тем, чтобы с пациентами хорошо обращались, не было вопиющих случаев?

– Так точно. Чтобы таких случаев, как в Дагестане, не было (СМИ сообщали о том, что санитарки там пытали пенсионера и записывали это на видео. – «Ведомости»). Когда-то многие из нас с Нютой вместе боролись за открытые реанимации. И мы сейчас добьемся того, что будут у нас и ПНИ без старого негативного флера.

– Представители НКО также говорили о том, что в результате новых поправок не будет возможности обжаловать решения директоров ПНИ, если они отказывают пациентам временно покидать интернат. Действительно изменения можно трактовать именно так?

– Если быть сухим по букве закона, то действия директора психоневрологического интерната можно будет обжаловать. В том числе в случае отказа во временном выбытии на выходные. Предусмотрено создание в регионах специальных комиссий, рассматривающих в том числе вопросы обжалования гражданином или его законным представителем отказа во временном выбытии из ПНИ. И, конечно, остается возможность подать заявление в правоохранительные органы, так как, как я уже говорил, дееспособных людей никто просто так удерживать не может.

– Сохранится ли у пациентов возможность свободно пользоваться средствами связи?

– Мы разрешили им пользоваться своей одеждой, телефонами, сотовой связью. Это написано в 43-й статье. Теперь почти все телефоны с видеозаписывающими устройствами. Это может даже дополнительно защитить ребят этих.

– Одно из предложений общественников состояло в том, чтобы ввести прямой запрет на применение мер физического стеснения и изоляции, что здесь сделано?

– Люди путают психиатрическую больницу, которая относится к Минздраву, и ПНИ, который относится к Минтруду. Пациенты психиатрических клиник могут быть в остром состоянии, поэтому там такие ограничения допустимы и это действительно прописано в статье про меры обеспечения безопасности и касается госпитализации в больнице и принимается в исключительных случаях, когда другими методами невозможно предотвратить непосредственную опасность для пациента или тех, кто находится рядом. А в ПНИ применение мер физического стеснения и изоляции не разрешено.

– Еще одно предложение заключалось во введении запрета на ограничение прав на прием посетителей в ПНИ. Как вы к этому относитесь?

– Мы считаем, что здесь все было очень непросто. До недавнего времени некоторые люди, живущие в ПНИ, были совсем не защищены. Сейчас мы максимально вместе с общественниками все проработали. Ограничения на прием посетителей по закону может быть только в медицинских организациях, но не в ПНИ. Депутаты прописали в законе еще в 2013 г., что поставщики социальных услуг, в том числе ПНИ, не вправе ограничивать свободу, не могут использовать физическое насилие, применять грубое отношение к пациенту или оскорблять его. Ограничение прав на прием посетителей может быть только в случае, если происходит что-то неспокойное. И оно может быть лишь временным. При этом в решении об ограничении прав пациента должны быть указаны конкретные обстоятельства, послужившие основанием для принятия такого решения.

– Планируете ли вы дальше дорабатывать законодательство в этой сфере?

– Мы не то что планируем, мы уже написали постановление Думы, в котором четко указали, что федеральный Минздрав должен стимулировать региональные минздравы, общественные организации для формирования дополнительных организаций. Чтобы они занимались контролем и надзором за ПНИ. И сформированы соответствующие рекомендации для регионов.

Я как депутат, наш комитет вместе с межфракционной поддержкой, будем каждые полгода проверять, что в Минздраве происходит, какие успехи в регионах. Мы слышим людей. Дополнительно проработали с Минздравом план по формированию рекомендаций Российского общества психиатров относительно принятия врачом решения о выписке из ПНИ. Они будут доступны всем.

«Должна быть неделя тишины перед абортом»

– В рамках законопроекта о запрете смены пола было выдвинуто предложение исключить из новой версии Международной классификации болезней 11-й версии (МКБ-11) некоторые диагнозы, которые противоречат вектору развития РФ с опорой на традиционные ценности. Например, транссексуализм. Получило ли этой предложения отклик в правительстве?

– Мы попросили [правительство] обратить внимание, что в МКБ-11 (ее разрабатывает ВОЗ. – «Ведомости») есть вещи, которые противоречат нашим традиционным ценностям. Помните, были определены болезни трансвестизм, транссексуализм, педофилия и т. д. – они из состояний заболевание как-то потихонечку перекочевали в расстройства. Это расширяет «окно Овертона», а это неправильно, и мы внимательно за этим следим. Мы просим, чтобы Минздрав не принимал МКБ-11 именно в этих позициях. У нас есть контакт с правительством, слава богу, все нормально, работаем.

– Как комитет по охране здоровья относится к идее запретить проведение абортов в частных клиниках?

– Мы хотим повысить рождаемость, нам нравится, когда страна полна детьми. Однако при этом запретить аборты в частных клиниках на 100% будет не совсем корректно, надо человеку всегда оставлять свободу выбора. В такие клиники идут не из-за «разгула вседозволенности и отсутствия стандартов в лечении», в частных работают такие же врачи, что и в госклиниках. Многие совмещают. Просто там сервисная часть более выраженная.

Возможно, надо усилить отчетность частных клиник по операциям, тем же абортам. Определить, где анормально высокая частота и проанализировать почему. Регламенты работы женских консультаций сделать более человекоцентричными. У Минздрава есть озвученная позиция, они обсуждают это, но мне лично кажется, что сегодня это будет несколько резкое движение, и будет непросто объяснить людям его внутренний смысл. Надо все же работать с регионами, именно в них есть вопросы. Как губернаторы в своих рамках компетенций следят за вопросами рождаемости. Поддержать женщину финансово, социально, больше разъяснять женщинам, что надо родить. Дать гарантии, что она не останется одна в воспитании маленького чудесного человека. Это же очень эмоциональное решение, оно для некоторых непростое. Обязательно должна быть неделя тишины перед абортом. А лучше вместо него.

Нам в Думе надо усилить работу по поддержке и защите женщин, которые хотят быть матерями, а не запрещать им делать аборты лишь в частных клиниках. У комитета пока очень сдержанное отношение к этой инициативе, мы понимаем людей и не совсем готовы поддерживать резкие тотальные ограничения. На государственном уровне сейчас необходимо развивать перинатальные центры, усиливать пособия по материнству. Строить детские поликлиники и больницы. Так люди будут понимать и ощущать заботу о детях. А не только 1 июня. Многое от регионов тут зависит.

– Ученые из Высшей школы экономики недавно провели глобальное исследование и пришли к выводу, что для улучшения демографии стоит обратить внимание на бесплодные пары (около 15% в мире) и развитие вспомогательных репродуктивных технологий (ВРТ). Какие еще меры можно принять?

– Хороший вопрос. Знаете, когда люди говорят о демографии, всегда нужно понимать, что одного решения не будет. Надо помогать семье, надо культивировать саму структуру семьи, чтобы люди рожали: расширять маткапитал, квартиры, льготные ипотеки, преференции в строительстве. Если не получается [родить] у пары, пусть это будет экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО). Важны не только ВРТ и социальные меры. Важен здоровый образ жизни: курение и алкоголь до добра не доведут. Мы внимательно смотрели на вейпы. Сейчас активно обсуждается серия законов по запрету, по усилению борьбы с пропагандой наркотиков, чтобы дети и молодые люди не были в это вовлечены и им не навязывали псевдоположительные образы принимающих наркотики людей в кино, литературе, музыке.

– У нас же запрещена пропаганда наркотиков.

– Она, естественно, запрещена, но она иногда может существовать в литературе и в кино. Когда в некоторых иностранных сериалах показывают, как круто иметь какую-то растительную ферму или употреблять рекреационные наркотики. Воспринимается так, будто это норма, а это не норма. Снова окна Овертона.

– Кадры с употреблением наркотиков будут вырезаться или маркироваться?

– Если это будет четкая пропаганда, то лицензионного прокатного удостоверения не получит никто. Мы встречались с МВД и Минкультом, мы, естественно, не можем закрывать глаза на проблему и говорить, что у нас с принятием закона о запрете пропаганды наркотиков все неожиданно магическим образом изменится, мы перестанем это горе видеть в жизни. Искусство, художники, писатели, режиссеры – они зеркало того, что происходит в жизни. И поэтому мы должны к этому закону здраво отнестись. Мы пока его на паузу поставили, обыгрываем сейчас все трактовки.

МВД предлагает с 1 января 2024 г. жестко запретить любое упоминание наркотиков в книгах, которые будут изданы после этого времени, и в кино, которое будет пущено в прокат после этой даты. У нас есть вопросы, как это сделать, не нарушив свободу художника: показывать жизнь и указывать на животрепещущие проблемы. Помните «На игле»? Там показана трагедия человека, употреблявшего наркотики, как он низко пал, как деградировал, разрушился. А некоторые эксперты могут посчитать, что это пропаганда наркотиков.

Надо как-то здраво подойти к этому. Когда показывают, что человек наркотики употребляет и еще всем другим рассказывает, как это здорово, весело и полезно – вот это точно запретить. Но при этом нельзя закрыть глаза на проблему.

«Дебюрократизация медицины позволит больше уделять времени пациенту»

– Еще одна важная тема, поднятая во время выступления главы Минздрава Михаила Мурашко в Госдуме, – нехватка медицинских кадров. В нижней палате была создана специальная рабочая группа по этому вопросу. Какие способы для восполнения этого дефицита обсуждаются?

– Сложный вопрос. Мы знаем, что у нас есть проблема. И мы слышали о разном опыте. Например, программа «Земский фельдшер» отлично привлекает людей на территории. На сельские территории (по программам «Земский фельдшер» и «Земский доктор». – «Ведомости») за 2022 г. переехало более 60 000 человек. По программе «Земский доктор» за первое полугодие 2023 г. привлечено 1342 медработника, из них 842 врача и 500 среднего медицинского персонала. Но у нас нет продолжения этой программы. И человек, отработав свои пять лет, просто уезжает, потому что у него больше нет поддержки. Надо это проработать. В некоторых регионах региональное правительство выдает квартиры, это хорошо помогает удерживать кадры. Но даже там остаются вопросы с кадрами.

– Как эти кадры не потерять, как их удержать в государственных клиниках?

– Необходимо повышать правовой и социальный статус медицинского работника, выравнивать заработную плату между регионами и развивать систему поощрений. Должна быть концептуально выстроенная система обучения [и кадрового роста], чтобы с каждым новым этапом молодой человек мог претендовать на что-то новое. У него должно быть понимание, что через три, пять, 10, 15 лет хорошей работы он вырастет до этого, до этого и до этого. И ему этот рост будет обеспечен. Молодые люди часто уходят из медицины, потому что они не видят перспектив. Потому что сидят заведующие больницами, у которых есть сын, и т. д., и т. д. Важно добиться, чтобы на местах не было этой порочной практики.

Знаете, что происходит сейчас иногда для того, чтобы уменьшить жалобы пациентов в вышестоящие органы? Когда пациенты жалуются главному врачу, даже если они не совсем правы и были излишне эмоциональны, руководители заставляют врача звонить пациенту и извиняться перед ним. Его административно вынуждают извиняться перед человеком, это очень сильно деморализует молодых. Они не хотят работать и говорят: «Я лучше в частную пойду, где будет спокойнее и никто не будет делать нервы».

Многое, кстати, из частной медицины можно почерпнуть, например внедрение специальных помощников-координаторов, которые обзванивают пациентов, занимаются расписанием. Врачи и медсестры освобождаются от рутинной делопроизводительской работы. Это тоже важно делать, в Минздраве на это хорошо смотрят. Есть у нас на Сахалине, в Оренбурге такой опыт.

Мы уже подняли и дальше прорабатываем вопрос защиты от нападений на медицинских работников. Избивать скорую, врачей, санитарок приемных отделений, поликлиник – это не дело. За это надо жестко наказывать.

Отдельно внимательно развиваем ситуацию с «декриминализацией» медицины, когда у силовиков появилась странная практика привлекать медицинских работников к уголовной ответственности по 238-й статье («Производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности». – «Ведомости») лишь из-за того, что в этой статье есть упоминание слова «услуга». Мы оказываем медицинскую помощь, но не услугу. Этот термин притянут за уши к медицинскому праву, и это должно уйти.

Молодые врачи видят это, видят, как силовые ведомства работают, и уходят из госклиник. Пример Бурятии: мы там видим трагедию, когда молодые кадры решили прекратить свою медицинскую деятельность, так как посадили их коллег. Отрадно, что глава республики в постоянном контакте с медицинской общественностью и ищет пути решения этой проблемы.

Отдельно стоит отметить проблему излишней писанины в медицине. Врачи пишут историю болезни, заполняют амбулаторную карту, оформляют сотни справок и выписок. И это в эпоху цифровых технологий. Дебюрократизация медицины позволит больше уделять времени именно пациенту, для кого мы собственно и работаем. Начата большая работа вместе с «Единой Россией» и Минздравом по этому поводу. Буду докладывать о результатах.

– Хватает ли врачей для оказания медицинской помощи гражданскому населению в новых регионах?

– В феврале этого года Госдумой принят закон, регулирующий систему здравоохранения в связи с присоединением ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей. Мы начали внедрение новых регионов в правовое поле России, в том числе в сфере охраны здоровья. Это постепенный процесс, поэтому мы дали возможность врачам с украинским образованием работать в больницах новых территорий. Все проблемы, которые появляются, решаются нами, по сути, в ручном режиме, но при полном законодательном обеспечении. Тут полная синхронизация с Минздравом.

– Как там обстоят дела с лекарственным обеспечением?

– Во всех новых регионах развиваются розничные аптечные сети, как частные, так и государственные: сейчас работают более 2000 аптек, контролируются цены и доступность ассортимента. А в Запорожской и Херсонской областях государственная аптечная сеть выстроена практически с нуля. Минздрав для оперативного обеспечения лекарствами людей, больных ВИЧ, туберкулезом, гемофилией и многими другими болезнями, организовал постоянное перераспределение препаратов из других субъектов. Система выстраивается, настраивается. Есть шероховатости, как при отладке всяких новых схем. И энтузиазм коллективов региональных минздравов позволяет это быстро устранять.

– Обсуждается ли запуск передвижных аптечных пунктов?

– Запуск передвижных аптечных пунктов в новых субъектах не планируется, эта практика не показала себя с положительной стороны. Просто иногда опасно. Но в остальных регионах есть такая потребность. И вы скоро увидите нашу инициативу. На примере родной Калмыкии вижу, что это поможет приобретать лекарства даже в самых малых селах, без необходимости выезжать из села.

– Могут ли в новых регионах открыться филиалы крупных российских аптечных сетей?

– В новых субъектах действует российское законодательство. Открытие филиалов российских аптечных сетей на новых территориях законодательством никак не ограничено. Бизнес активно интересуется новыми перспективами.