Александр Асадов, архитектор: «То, что в городе строится много жилья, обедняет город»

Александр Асадов  – главный архитектор МАХПИ, который разрабатывал «Зарядье». В марте парк у Кремля получил специальный приз жюри на международной выставке по недвижимости в Каннах
Александр Асадов, архитектор/ АГН Москва

Александра Асадова архитектурные критики называют первым российским деконструктивистом и первопроходцем хайтека. Его здания сравнивали со взрывом из стекла и бетона, он был первым и долгое время единственным архитектором в России, кто проектировал и мог реализовать нетипичные для Москвы проекты. Еще он главный архитектор МАХПИ, который разрабатывал комплекс «Зарядье». В марте 2019 г. парк у Кремля получил специальный приз жюри на международной выставке по недвижимости в Каннах.

– Проект в Зарядье дважды выставляли на конкурс MIPIM. Если бы в этом году не отметили, еще раз стали бы?

– Думаю, выставлялся бы и дальше. За прошедшие три года с момента создания парка не было подобного масштаба архитектурных событий. А ведь их так ждет любой город! Были идеи дальнейшего развития парка вдоль реки в сторону Воспитательного дома архитектора Бланка с реконструкцией этого памятника и включением его в общественную жизнь города. Возможно, в будущем эти планы будут реализованы.

В «Зарядье» мы воплощали конкурсный проект, близкий нам по идеологии, поэтому в него органично вошли и некоторые наши идеи. Например, флорариум в виде озелененной спирали, по которой посетители поднимаются к стеклянному куполу. Конкурсный проект медиацентра также претерпел значительные изменения. В нем планировали только информационную зону, а в процессе работы появились развлекательный комплекс из нескольких медиа- и выставочных залов, многочисленные помещения для обслуживания парка. Работа выполнялась на базе концепции выигравшего международный конкурс консорциума во главе с нью-йоркским архитектурным бюро DillerScofidio + Renfro, ландшафтными архитекторами из Hargreaves Associates (Нью-Йорк) и московскими урбанистами из Citymakers. Во время стройки мы всячески поддерживали наших американских коллег и помогали реализовывать проектные решения как можно ближе к оригиналу, выигравшему конкурс. А с нашими нормами, поверьте, это непросто!

– Что было самым сложным?

– Инженерные решения! Сколько сил и времени было потрачено на то, чтобы автостоянку, инженерные системы органично вплести в ландшафт. Если бы все делалось по существующим нормам, весь парк был бы усеян шахтами дымоудаления и вентиляции, трансформаторными подстанциями. Наши инженеры изобрели двойные камеры, другие неординарные решения, которые позволили на поверхности земли иметь вместо громоздких шахт только вентиляционные решетки.

Размещение трансформаторных подстанций, центральных тепловых пунктов – актуальная проблема, особенно она касается районов массовой жилой застройки. В советские времена подобные сооружения занимали почетное место в центре дворов, на внутриквартальных бульварах, в скверах. Это никогда не устраивало архитекторов, зато полюбилось инженерам-сетевикам и эксплуатирующим организациям. Их же не волнуют вопросы градостроительных осей, объемно-планировочной композиции и рационального использования дорогой московской земли. Пора избавляться от этого наследия прошлого. Надо законодательно решить вопрос обязательной интеграции инженерных объектов в проектируемые сооружения, как это уже сделано с ИТП (тепловыми пунктами).

– Какие идеи в «Зарядье» не были воплощены?

– В конкурсном проекте Большой каменный мост был представлен как большой транспортно-пешеходный бульвар. Надеюсь, что реализация этой идеи – вопрос времени.

– Как сделать правильный парк для Москвы?

– При желании можно сделать парк и на крыше гаражей. В советское время «Моспроектом-4» была разработана концепция озеленения столицы. Она была ярко названа «Зеленые легкие Москвы». По периметру располагался зеленый пояс города, от него в центр клиньями шли зеленые зоны. В процессе активного строительства, которое началось в 1990-е гг. и сейчас продолжается в том числе и в новой Москве, мы многое потеряли из этого зеленого каркаса.

Потеря зеленого пояса грозит в первую очередь ухудшением экологии и определенными климатическими изменениями. Хорошим примером обратного процесса является Астана. Столица Казахстана расположена в месте с неблагоприятными условиями (резко континентальный климат и сильнейшие ветры). Но вокруг города высадили 20 млн деревьев – тот самый зеленый пояс. Прошло около 20 лет, и климат начал смягчаться. Это было отмечено в прошлом году на ВДНХ, когда шли дни Астаны в Москве.

Москвичи всегда имели вокруг города обширный пояс подмосковных лесов, но не дорожили им: ради новых квадратных метров уничтожались большие зеленые зоны. Состояние сохранившихся лесов, изъеденных короедом, без должного ухода печально.

И посмотрите, что значит для людей природа, на примере парка «Зарядье». Это было единственное решение, которое всех объединило: активисты, архитектурное сообщество, неравнодушные граждане ругались бы между собой по любому поводу, кроме парка. Что бы ни было построено на этом месте, оно разделило бы людей на тех, кто за, и тех, кто против. И только природа послужила консенсусу: большинство горожан хорошо приняли такое решение.

Поэтому давайте предложим новую городскую программу «Зеленые легкие Москвы», которая восстановит утраченные клинья, пронизывающие город от центра до подмосковных лесов. Следы этих клиньев существуют до сих пор, во многих местах они застроены стихийными гаражами. Но, как я уже говорил, парк можно сделать и на крыше гаражей. Такое решение позволит каждому жителю города за несколько минут оказаться не в маленьком сквере, а на обширной парковой территории, которая питает и очищает мегаполис, служит для него рекреационной зоной.

Александр Асадов, архитектор

Родился 1 января 1953 г. в Хабаровске.
1975 – окончил МАрхИ по специальности «архитектура, градостроительство, дизайн».
1989 – основатель бюро ABAsadov, на счету которого более 500 проектов.
1995–2014 – руководитель мастерской № 19 «Моспроекта-2».
С апреля 2019 г. входит в состав Архитектурного совета Москвы.
С 2015 г. до настоящего времени – главный архитектор Института им. Полянского (МАХПИ). Лауреат многочисленных архитектурных премий. Советник Российской академии архитектуры. Действительный член Международной академии архитектуры.

Этого не сделать без участия государства, и надо об этом говорить больше и чаще. Власти же прислушиваются в тот момент, когда им нужно прислушаться. Такая программа всегда получит массовую поддержку. Государство ведь поддерживает разными способами новую энергетику. В современном мегаполисе все коммунальное хозяйство можно убрать под землю.

– В реновации – а предложения для разных районов разрабатывали ведущие архитекторы Москвы – как этот вопрос в итоге решается? Ведь в процессе стройки деревья в районах пятиэтажек неизбежно пострадают.

– Компромиссно, но мы же должны заботиться о том, чтобы среда, которую мы получаем в процессе реконструкции, была качественной.

С точки зрения эстетики решения фасадов и благоустройства есть обязательная программа – так называемый градостроительный код застройки, который задает расположение будущих зданий, их высоту, плотность застройки. Это рассчитывается совместно с планировочными институтами. Дополнительно к этому мы показываем, как могут выглядеть фасады зданий. И задаем планку для будущих застройщиков. Поскольку любую конкретную информацию уполномочены разглашать городские структуры – Фонд реновации, Москомархитектура и т. д., то специально для этого работает информационный центр по реновации, который находится на 2-й Брестской улице, 6. Там можно узнать все подробности относительно районов, на которые уже разработаны проекты.

– В каких проектах по реновации задействовано ваше бюро?

– Мы участвовали в конкурсе на Головинский район. При большом стечении жителей прошли общественные обсуждения конкурсного проекта. Затем, после оценки уже профессионального жюри, наш проект был отобран для дальнейшей реализации. Также мы участвуем в других проектах совместно с Институтом Генплана и ГлавАПУ, по всем проектам планируется проведение публичных слушаний.

– Какие есть сложности?

– Надо медленно проектировать и быстро строить, а у нас традиционно происходит наоборот. Быстро проектируют – и медленно и неэффективно строят.

В советское время была создана развитая сеть детских садов и школ, но многие из них ушли в частные руки. А это ведь не только здания, но и прилегающая территория. И ее в общественный оборот уже не вернешь. Мы вынуждены сносить пятиэтажки и часть этой территории отводить на новые детские сады и школы, поскольку старых не хватает на проектируемый фонд. Непросто решить эту задачу. Одним из вариантов решения могли бы быть небольшие детские сады на первых этажах домов, где дети гуляли бы в своем же дворе, как это было в Москве в 1950-е. Но это дороже в эксплуатации, поэтому такой вариант пока отпадает.

Кроме того, из тех денег, которые государство выделило на приведение в порядок и благоустройство территории в районах реновации, около половины средств уходит на перекладку сетей.

Все уже понимают, что строить надо качественно, хорошо. Но пока нет достаточного понимания, что эксплуатация зданий тоже должна перейти на современный уровень.

– Что декларируется как инновационность?

– Прежде всего энергосбережение. Мы хотя бы на словах готовимся к тому, что наступит постуглеродная жизнь, и мы не сможем позволить себе расточительно расходовать ресурсы. Уже сейчас жители самостоятельно устанавливают эффективные батареи с регулировкой. Наша квартира уже много лет отапливается только горячими трубами (стояками), батареи отключены. И этого достаточно для типового панельного дома серии КП.

Все проблемы эксплуатации на поверхности. Тратится энергоресурсов гораздо больше, чем необходимо. Я понимаю, что человек устроен так, что его прижимает только кризис. Ждем кризиса либо экологического, либо финансового, чтобы осознать недопустимость такой расточительности.

– На месте пятиэтажек во многих районах проектируются высотные здания, плотность застройки увеличивается в 3–4 раза.

– Между ростом этажности и плотностью застройки нет прямой зависимости. Если новая этажность в 24 этажа – это увеличение традиционной этажности (5–7 этажей) в разы, то плотность увеличивается максимум в 2 раза, так как между домами нужны другие расстояния, другие дворы, соответствующие нормам инсоляции.

К сожалению, высотки – это тоже расточительная эксплуатация. Потому что там нужна система поддержания давления воды, пожаротушения, усиленные конструкции и т. д. и т. п. Когда можно построить на кусочке земли больше площадей и продать их – это сиюминутная выгода.

– Но город растет вверх, как с этим быть?

– Идет гонка небоскребов как элементов престижа. Но в архитектуре это скорее маргинальное направление, и в целом это неустойчивая среда. Отрыв от земли вреден. Отберите айфон, отключите электричество – современный человек в городе, особенно в многоэтажке, будет парализован.

– Чем отличаются заказчики 2000-х от современных?

– В 1990-е все ломалось и строилось заново. Среди моих заказчиков был, например, летчик-испытатель, один из последних сталинских управленцев, который в юности участвовал в эвакуации заводов за Урал во время Великой Отечественной войны. Был доктор физико-математических наук, который создавал систему наведения ракет. Но затем он понял, что его математические способности хороши для создания бизнес-планов и т. д. Люди себя искали в новой области. Они не были профессиональными заказчиками, но они были профессионалами, и с ними можно было что-то интересное сделать. Сейчас такое ощущение, что в заказчики хлынули совершенно неподготовленные молодые люди.

Например, мы сдаем документацию и обычно получаем листами замечания. Из трех листов замечаний 99% – это замечания по оформлению, а не по сути. Как будто суть вопроса и конечный результат никого не интересуют, интересует процесс.

Могут же у архитекторов быть завиральные идеи? Вот у меня такая: там, где принимаются решения по развитию города, не должно быть личной выгоды. У меня созревает мысль, что с бюджетными заказами должны работать только некоммерческие организации.

– Это касается изменений в законе об архитектурной деятельности, которые уже давно активно обсуждаются?

– Я как проектировал, так и проектирую. Архитектор и без закона проживет. От отсутствия закона страдает общество – оно расплачивается за неэффективное использование территории, ресурсов, транспортных потоков, своего времени как следствие неквалифицированных решений.

Как только усложнилась вся система взаимодействия, стал нужен закон. Раньше мы занимались единичными объектами, а когда в последнее время перешли на градостроительный уровень, стали все больше и больше понимать эти болевые точки.

У нас есть относительно новый градкодекс. Ему лет 10. Кто принимал, кто разрабатывал – никто из профессионального сообщества не знает. С точки зрения ответственности архитектора за результат многое держалось на авторском надзоре, который вели архитекторы, несмотря на полное отсутствие финансового интереса в этом вопросе: нужно было в любую погоду ехать на стройку и следить за тем, что там происходит. Сейчас ни в рабочей комиссии по приемке здания, ни в госкомиссии архитекторов нет. Раньше без акта, подписанного архитектором, не могли сдать дом. Сейчас – сдают. Архитекторы работают исполнителями: мы не принимаем кардинальных решений, от которых зависит городская структура, которая нами создается, и это удивляет. Значит, на страже общества специалист не стоит. Для тех, кто хочет подороже продать и похуже построить, это выгодно.

– При Лужкове нужно было строить башенки, а что нужно при Собянине?

– Это легенда. Я не построил при Лужкове ни одной башенки (улыбается), хотя был при нем успешным архитектором. Впрочем, был бы счастлив построить красивую башню. В башнях нет ничего плохого. Но всегда был нужен «вау-эффект». Зачем построили висящий мост над Москвой-рекой?

– Зачем?

– Чтобы люди ахнули. Это «ах!» с человеком останется на всю жизнь. Здесь висящий мост совершенно обоснован. И если «ах!» раньше делали за счет «наворотов» архитектуры, то сегодня хорошая архитектура дает тот же эффект за счет необычной формы здания.

– В реновации стоит ждать такого «ах!»?

– Сейчас выходят на первый план экономические моменты. В каком-то смысле мы переживаем повтор 1960-х гг. В те годы нужно было выселить людей из бараков и коммуналок, поэтому предприняли мощную урбанизацию. В городе хорошо иметь лаконичные формы, но город должен быть разнообразным. Кому ближе башенки, кому лаконичный стиль. Все это должно быть в городе. Это уже архитектурная задача.

То, что в городе в основном строится много жилья – это тоже обедняет город. «Зарядье» – это ведь не только парк, но и общественный комплекс. И таких общественных комплексов, кроме банальных ТРЦ, которые, как их ни украшай, остаются торговыми центрами, мало делается. Политехнический музей – как долго и тяжело идет реконструкция. Музей современного искусства – тоже. Такие вещи сложно создавать, а это то, что делает город уникальным.

Интересно реконструировали Парк Горького и ВДНХ. Но это все апгрейд прежнего. «Зарядье», может, потому значимо, что оно абсолютно новое. Единственное, в чем можно его упрекнуть, – мало осталось исторических воспоминаний того времени, когда здесь был город. Вернулись к более далеким воспоминаниям – к холмам и лесам вокруг Кремля.

– «Парк будущих поколений» в Якутске станет таким же выдающимся проектом, как «Зарядье»?

– Проект, который получил первую премию (его сделал консорциум во главе с архитектором Антоном Надточием), мне нравится. Изначально в конкурсе были даны жесткие ограничения по бюджету и по площади, проектом-победителем они все были нарушены. Но нарушены весьма убедительно! Тем не менее проект достаточно реальный к исполнению, и это для нас урок. После конкурса я сказал коллегам: делай то, что считаешь правильным, но нужно это делать очень убедительно – и тогда найдутся деньги на проект. Мы оказались вторыми по смелости, заняли второе место. Уместно вспомнить пример конкурса 1983 г. знаменитой арки Дефанс в Париже. Выиграл проект датского архитектора (Йохан Отто фон Спрекельсен), который пренебрег одним из основных условий конкурса – не нарушать существующий сложившийся вид: новое здание не должно было «накладываться» на существующие арки. А он сделал совершенно противоположную вещь и всех покорил.

Изначально в «Парке будущих поколений» был задан бюджет в 200 млн руб. По опыту парка «Зарядье» я сразу сказал коллегам, что это слишком маленькие деньги для того, чтобы создать что-то интересное и выразительное. Кроме того, там вечная мерзлота, поэтому все здания делаются оторванными от почвы, так как в основе замерзшее болото и как только оно начинает оттаивать, то теряются несущие способности.

Реализация проекта-победителя – это большая нагрузка на местный бюджет, но, значит, такие проекты должны иметь частно-государственное финансирование. Чтобы это было выгодно, должна быть учтена коммерческая составляющая.