Крупный бизнес нацелился на науку

На V конгрессе молодых ученых представители бизнеса и науки обсудили, как эффективно вкладываться в исследования
Сергей Шинов / Росконгресс
Сергей Шинов / Росконгресс

На уровне страны 1% прироста вложений в R&D соответствует примерно 0,1% роста ВВП в год, сообщил директор центра бизнес-образования Центрального университета, партнер-эксперт компании «Яков и партнеры» Илья Иванинский на сессии «Вложить нельзя отложить: наука как ключевой актив бизнеса» в рамках V конгресса молодых ученых. По словам эксперта, бизнес дает разные оценки эффективности вложений в исследования и разработки, но в среднем они составляют не менее 15‒20% возвратных инвестиций, а иногда превышают 40%. Но, по данным ЮНЕСКО, 80% стран в мире вкладывают в науку меньше 1% ВВП.

Путь от бизнеса к науке

Один из главных факторов готовности компаний инвестировать в R&D – длинный горизонт планирования. Президент группы «Т-Технологии» Станислав Близнюк подчеркнул, что компании, которые строят стратегии на десятилетия вперед, неизбежно приходят к необходимости системных инвестиций в науку и образование. Он привел в пример китайскую корпорацию, в миссии которой записано стремление продолжать работать 120 лет. «Такой ориентир меняет подход: если компания рассчитывает быть на рынке сто и более лет, то она вынуждена быть эффективной, инновационной, клиентоориентированной», – отметил Близнюк.

Если бизнес мыслит трехлетним горизонтом, то воспринимает внешние факторы как непреодолимые: конкурентов, геополитику, технологические сдвиги. Если же цель – существовать десятилетиями, компания вкладывается в образование, инновации и собственные научные разработки, пояснил спикер. Близнюк также отметил, что любое конкурентное преимущество со временем нивелируется: маржа снижается, на рынок выходят игроки с более технологичными решениями. «Компания, которая не инвестирует в науку, обречена умереть – так устроена конкуренция», – уверен он. В пример Близнюк, привел «Т-Технологии», которые ведут собственные фундаментальные исследования, много лет сотрудничают с вузами и создали собственный Центральный университет. Внутри организации значительная часть сотрудников занята исследовательской работой: они решают прикладные технологические задачи и занимаются разработками «завтрашнего дня», включая модели машинного обучения и искусственного интеллекта.

Генеральный директор «Сибур Полилаб» Константин Вернигоров согласился, что долгосрочное планирование делает компанию устойчивее. Однако, по его словам, от крупных индустриальных компаний одновременно ждут и инвестиций в исследования на горизонте 30–50 лет, и прикладных результатов «здесь и сейчас». Поэтому научно-исследовательская работа Сибура разделена на две ветки: центр «Полилаб» занимается прикладными разработками с горизонтом внедрения от года до полутора лет, а «Сибур Инновации» отвечает за технологическую независимость и долгосрочные разработки, рассказал Вернигоров.

Визионеры, менеджеры и стратеги

В крупных корпорациях инвестиции в науку – это инвестиции с ожидаемой конверсией, подчеркнула вице-президент по технологиям АФК «Система» Анна Коротченкова. Инвестиционный портфель компании распределяется между тремя уровнями: быстрые проекты с гарантированной отдачей (70–80% вложений), диверсификационные инициативы на три-пять лет (около 20%) и долгосрочные визионерские проекты, реализация которых выносится на совет директоров и требует решения акционеров (10%).

По словам Коротченковой, импульс амбициозным научным проектам задают акционеры-визионеры с идеями, как компания должна выглядеть через 50‒100 лет. Управленческая вертикаль должна снимать риски, переводить визионерские идеи в просчитанные решения и балансировать портфель проектами для продуктовой диверсификации, добавила спикер. Она отметила, что R&D-директора работают на самом коротком горизонте и сконцентрированы на быстрой конверсии.

Генеральный директор Фонда инфраструктурных и образовательных программ (ФИОП, группа «Роснано») Алексей Тихонов продолжил тему согласованной работы акционеров и менеджмента. «Нужен социальный договор: какую долю прибыли мы реинвестируем в видении акционера», – подчеркнул Тихонов. Без договоренности о реинвестировании деньги будут уходить на обслуживание кредитов и операционных расходов, уверен он.

По словам Тихонова, если на промежутке трех–пяти лет можно просчитать риск, доходность и продуктовый путь, то в фундаментальных исследованиях финансовые модели теряют смысл. Работа начинается с видения, затем следует декомпозиция: от «головного тренда» – например дефицита энергетики при росте дата-центров – к технологическим ответам вроде фотонных интегральных схем. Один сдвиг тянет за собой перестройку всего технологического стека, объяснил Тихонов.

Раньше ФИОП работал по модели классического инвестиционного фонда: миноритарные доли, отбор сильнейших проектов, ставка на технологии, которые «убьют существующие продукты» и обеспечат высокую доходность, рассказал Тихонов. Но сегодня модель изменилась, уточнил он: «Мы действуем не как финансовый инвестор, а как стратегический. По сути, мы трансформируемся в технологический холдинг с ключевыми приоритетами в индустриях».

Тему подходов к инвестициям продолжил заместитель председателя правления Газпромбанка Дмитрий Зауэрс. По его словам, внешне технологические интересы банка могут выглядеть эклектично: от финтеха и цифрового рубля до квантовых технологий, нефтехимии и инкубаторов, – но за этим стоит логика. У Газпромбанка наряду с финансово-инвестиционной экспертизой есть и научно-технологическая: это позволяет не только финансировать отрасли, но и собирать вокруг себя экосистемы, обеспечивая инфраструктуру для трансфера знаний. Банк работает с вузами, формирует команды для решения технологических задач, создает собственные инвестиционные фонды, которые вкладываются в проекты на ранних и средних стадиях, а также выстраивает партнерства с индустриальными игроками, рассказал Зауэрс

Благотворительность и научные прорывы

Одной из чувствительных тем сессии стала эффективность взаимодействия компаний и университетов. По словам директора по развитию технологий искусственного интеллекта в «Яндексе» Александра Крайнова, идея о том, что университет «сделает лучше», чем коммерческая команда, часто некорректна. В области ИИ более половины вклада в мировую науку делают именно компании, а не университеты, указал он.

Преимущество корпоративных исследователей в том, что они работают в определенных условиях, пояснил эксперт. «Им довольно много платят, к ним предъявляют жесткие требования. Не делаешь серьезные научные публикации – уходи», – отметил Крайнов. По его словам, чем больше компания инвестирует в науку, тем меньше шансов, что она вынесет исследования на аутсорс: люди, которые способны их сделать, давно уже наняты самой компанией либо конкурентами.

Ректор МФТИ Дмитрий Ливанов назвал два пути коммерциализации исследований. Первый – контрактные разработки, часто они выполняются формально: результат сделан, отчет получен, участники разошлись. Второй путь – предпринимательство, и он сложнее. По словам ректора, МФТИ развивает именно эту модель: университет формирует научно-технологические заделы за счет бюджетных и внебюджетных средств. Те результаты, что имеют рыночный потенциал, передаются в компании или в стопроцентные «дочки» вуза, или в совместные предприятия с предпринимателями в обмен на долю и роялти. Сейчас МФТИ создает 10–12 компаний в год с долей в них от 5% до 100%, уточнил Ливанов.

Руководитель лаборатории «Цветовая вычислительная фотография» Airi Егор Ершов рассказал о взаимодействии исследователей и бизнеса. По его словам, создание собственных лабораторий в компаниях дорогое и сложное, часто эффективнее передать проверку научной гипотезы академическим командам. Так компания получает проверку идеи без крупных затрат, а студенты и аспиранты – навыки работы в условиях сроков и требований внешних партнеров, пояснил эксперт.

Бизнес-подход к науке

К концу сессии участники признали, что универсального показателя эффективности науки не существует: каждая индустрия вырабатывает собственный набор критериев. Так, Крайнов предложил рассматривать метрику через скорость, с которой мировые научные достижения «прорастают» в продукт компании. По его мнению, если компания узнает о научной публикации и спустя дни разработка уже используется в продукте, взаимодействие с наукой выстроено идеально.

Коротченкова считает, что измерять эффективность научных исследований можно влиянием на EBITDA – снижением себестоимости, ростом маржинальности, усилением продуктовой линейки. Ливанов же предложил дифференцировать подход по типам исследований. В фундаментальной науке это могут быть такие классические метрики, как публикации и цитируемость, а в прикладной – деньги: объем контрактов и поток роялти, пояснил ректор МФТИ. «Если мы делаем что-то практичное, то должен быть кто-то, кто за это заплатит», ­– уверен эксперт.

Зауэрс считает, что начинать нужно не с формулы KPI, а с постановки цели. Если задача – трансфер знаний в новые технологии и новую экономику, то финансовые показатели не могут быть метриками, уверен он. «Такой подход: считать EBITDA, прибыль, капитализацию, – и привел к тому, что мы за 30 лет только увеличили технологическое отставание от ведущих стран», – отметил он.

Близнюк согласился, но уточнил, что рост капитализации к таким метрикам не относится, это, наоборот, означает, что компания на правильном пути: «Прибыль и EBITDA ‒ точно неправильный KPI. Но капитализация ‒ другое дело: если 5–10 лет делаешь что-то по-настоящему хорошее, капитализация растет. EBITDA же ‒ короткий горизонт: KPI выполнил, бонус получил ‒ и все».

Вторым индикатором, показывающим, что компания интегрирована в научную среду, Близнюк назвал средний возраст сотрудников. «Академики создают систему, а молодые сотрудники находятся на острие технологий, придумывают что-то новое и двигают компанию вперед», – объяснил он.

Подводя итоги сессии, Близнюк подчеркнул, что обсуждение фактически свелось к поиску оптимального взаимодействия университетов с их длинным горизонтом исследований, бизнеса, который обеспечивает управляемость и коммерциализацию, и финансовых институтов как источника длинных денег и экспертизы. По его мнению, усилить эту связку может государство: оно мыслит десятилетиями и располагает инструментами поддержки – от субсидий и льгот до регуляторных послаблений для длинных проектов.