Николай Цискаридзе: «Русский балет мог быть отдельной нефтяной трубой»

Николай Цискаридзе рассказал, останутся ли зарубежные театры без отечественной классики
Николай Цискаридзе/ Евгений Разумный / Ведомости

Российские артисты сейчас отрезаны от внешнего мира. Гастроли фактически прекратились еще два года назад из-за пандемии, а нынешняя политическая ситуация продлила изоляцию, хотя мир не намерен отказываться от российского классического искусства. Но Россия не в состоянии запретить использовать ее достояние, так как постановки не были вовремя запатентованы, рассказал «Ведомостям» ректор Академии русского балета им. А. Я. Вагановой, народный артист РФ Николай Цискаридзе. В нынешней непростой ситуации искусству нужна поддержка, считает он.

– Как за последние три месяца изменилась ситуация с гастролями?

– Ситуация изменилась [с началом пандемии] в марте 2020 г. и с тех пор больше не менялась. Очень хорошо помню день, когда стали потихонечку все отменять.

Я должен был улетать в Нью-Йорк, и моя помощница уговорила меня остаться. Если бы я вылетел, то известие, что закрыли Америку, застало бы меня в воздухе. Я сразу тогда стал пересматривать все, что касалось поездок, гастрольных туров. В 2020 г. мы с академией должны были три раза слетать в Японию, четыре раза откладывалась Корея, два раза – Швейцария. И я сразу сказал, что этих туров не будет, хотя тогда никто в это не верил. Хоть я не вирусолог, но было понятно, что в мире идут какие-то перестройки.

Поэтому ситуация, складывающаяся с февраля этого года, ничего не усугубила. Уже два года никто никуда не ездит. Другое дело, что сейчас вынуждены были уехать учащиеся академии. В пандемию иностранцы – выпускники академии оставались в России и работали. А теперь практически 80% уехало, потому что так потребовали их государства. После начала специальной военной операции (СВО) посольства Финляндии, Англии, США стали в ультимативной форме требовать возвращения домой от своих граждан. И практически все, кто уехал, сейчас без работы.

Тем не менее у нас огромное количество заявок из-за рубежа на обучение. Но опасаюсь, что у них возникнут трудности с визами. Допустим, мы согласимся их принять, дальше они идут делать визы, и тут снова могут вступить их посольства: и опять начнутся угрозы, письма родителям, вызовы и т. д. Сколько в итоге доедет?

– Сколько иностранцев вы обычно набирали в академию? И сколько было потеряно за пандемию и за эту весну?

– У нас было 60 с лишним человек на всех курсах. Мы принимали тех, у кого есть аттестат о среднем образовании, т. е. с 13–14 лет. И это количество иностранцев не маленькое для академии, потому что в классе должно стоять 6–8 человек, а у нас стоит по 15.

За пандемию мы никого не потеряли. А теперь родителей вызывают и предупреждают, что они потеряют работу, если ребенок не вернется на родину. Я получал слезные письма от родителей, которые были вынуждены забрать детей.

– За время пандемии в школах и вузах России развивался дистанционный формат обучения. Может ли сейчас ребенок, вынужденный уехать, сохранить место и обучаться дистанционно?

– В 2020 г. у нас были дистанционные занятия. Но я тогда сразу заявил, что преподавать онлайн хореографические предметы – это фикция. Меня поддержали абсолютно все ректоры музыкальных учреждений, все директора музыкальных школ, кроме Московского училища. Вы можете представить, что вам лечат зуб онлайн? Можно так вылечить? Ну и научить балету тоже нельзя.

– Из-за отсутствия занятий хореографией в годы пандемии уровень студентов упал?

– Уровень упал гораздо раньше, где-то лет 20 назад. Сейчас очень много больных детей. Второй тур в нашей школе – это полная диспансеризация. В училище принимаются дети исключительно здоровые, потому что балет – это тяжелый физический труд.

Николай Цискаридзе

народный артист РФ
Родился  31 декабря 1973 г. в Тбилиси
1984
учился в Тбилисском хореографическом училище, в 1992 г. окончил Московское хореографическое училище
1992
премьер Большого театра
2004
преподаватель в Московской академии хореографии и Большом театре
2014
ректор Академии русского балета им. А. Я. Вагановой

Количество детей, которые срезаются на втором туре из-за таких диагнозов, как порок сердца, нераскрытые легкие, грыжи, вывихи, смещения, меня пугает. С такими диагнозами нельзя заниматься балетом: это очень опасно, потому что ребенок может умереть в любую секунду. Однако есть сумасшедшие мамаши, которые все равно отводят таких детей в какие-то учебные заведения, и все заканчивается печально.

– Какой процент детей в результате отсеивается по здоровью?

– В первый класс рассматриваем около 1200 детей, а принимаем 60 – 20 мальчиков и 40 девочек. Способности у них тоже разные: в один год может быть много способных детей, а на следующий год вообще никого. И как правило, мы всегда берем кота в мешке. Кто-то в переходном возрасте полнеет, кто-то очень сильно вырастает, кто-то вообще не вырастает. Этого не предугадать.

– У вас получается конкурс в среднем 20 человек на место.

– Да, Академия балета им. Вагановой – самое уникальное учебное заведение в мире. В Японии, в Токио, есть национальная школа балета, там в год принимают только пять детей. А мы только в Санкт-Петербурге принимаем 60. Плюс есть еще Академия танца Бориса Эйфмана, которая принимает больше 40 детей. В России гигантское количество учебных заведений только в области культуры. Такого в мире нет нигде. Но ни одна балетная школа в мире не покажет полноценный спектакль, как это могут вагановцы.

На следующий год балету в России исполняется 290 лет, а Академии им. Вагановой – 285 лет. Мы существуем дольше, чем университеты. В царское время на балет тратилось огромное количество денег. Балет, опера – это дворцовые виды искусства, они могли существовать только благодаря королевским домам и царским фамилиям. Но, например, в Англии, где до сих пор монархия, балету всего лишь 100 лет. Если бы не случилась русская революция 1917 г. и в Англию не приехали русские эмигранты, то балета в этой стране не было бы.

– Как раз спектакль от вагановцев – третий акт «Раймонды» – можно будет увидеть 23 июня на сцене Государственного Кремлевского дворца, где состоится гала-концерт ваших выпускников. Примут участие все или только лучшие ученики?

– В выпускном спектакле всегда участвуют все абсолютно, все классы, все учащиеся. Действительно, будет исполнен третий акт «Раймонды» в редакции Юрия Григоровича 1984 г. Далеко не в каждом театре состав танцовщиков позволяет поставить данный спектакль, однако вагановцам это оказалось по силам. Зрители увидят новых артистов. Также в зале будут находиться представители российских театров, которые смогут сразу решить, хотят ли они пригласить наших выпускников к себе.

Это выступление мы повезем и в Калининград в рамках гранта, который академия выиграла по программе «Приоритет-2030». На программу выделяется 100 млн руб. в год до 2030 г. при условии продолжения участия в ней. Цель этой поездки – не только показать таланты, но и провести смотр детей, которые могут поступить к нам. В Калининграде своих балетных училищ нет.

– Существует ли какая-то система балетных скаутов, которые просматривали бы детей в регионах?

– Мы посылаем в регионы наших педагогов. Но сложилась очень неприятная ситуация: в каждом регионе есть свои школы, которые зарабатывают на этом. Им невыгодно, чтобы ребенок куда-то уехал, потому что они получают деньги за его обучение. И очень часто такие школы прячут детей.

Был момент, когда нам говорили: «А чего вы приехали? Вы нам здесь не нужны». И потом представьте себе размер нашей страны. Как ребенку добираться до Москвы? Может ли он сюда переехать? У меня была ситуация, когда я еще преподавал в московской школе. Я заметил, что один мальчик на репетиции еле стоит. И мне воспитательница сказала: «Николай Максимович, не ругайтесь на него. Он семь дней ехал в поезде, у него украли деньги, он голодный, всю дорогу ел одни яблоки». Оказалось, он из Комсомольска-на-Амуре. В общем, я рассказал о нем одним моим небедным друзьям. И они на все каникулы покупали ему билеты на самолет, чтобы он мог прилетать с мамой или возвращаться домой на зимние каникулы, а не ехать неделю в поезде. У меня есть определенная надежда, что программа «Приоритет-2030» даст нам возможность развивать систему набора.

– Вы часто говорите, что нужно особое финансирование для балетной академии. Как оно должно выглядеть?

– В России все учебные заведения регулярно подают заявки на финансирование и проходят определенный отбор. Я давно предложил, чтобы учебным заведениям, которым более 250 лет, не нужно было доказывать свою эффективность. Это Российская академия художеств, консерватории – московская и петербургская, академии балета.

Я про это говорил и писал письма в разные инстанции. Последний раз – 31 марта, когда в академии состоялось выездное заседание комитета Совета Федерации по науке, образованию и культуре. Сенаторы очень заинтересовались и сказали, что со мной абсолютно согласны и будут прорабатывать.

– Сколько сейчас получает академия от государства?

– У нас несколько статей дохода. В их числе госзадание – 324 млн руб. Также шли надбавки от внебюджета, который состоял из поступлений от творческих поездок, от иностранных студентов, мастер-классов по миру и т. д. Сейчас мы почти все потеряли, а зарплаты педагогам нужно сохранять на определенном уровне. Еще одна сложность нашей петербургской школы: у нас здание академии – это памятник архитектуры, где ничего нельзя, но при этом его надо содержать. И все время в это вкладывать средства.

– Вас фонды поддерживают?

– Поскольку балет – наше достояние, то у него должно быть соответствующее содержание от государства. Балету нужна поддержка. Смешно сказать: если раньше все было свое, то теперь мы зависим от иностранного производства. Раньше Большой театр был организацией, в которой производство было выстроено так, что у нас было все свое – свои декорации, свои туфли, свои костюмы. Все было свое, и это все разрушили. И я об этом говорил последние 20 лет. Теперь мы даже искусственные цветы для спектаклей стали закупать в Китае. Пуанты покупать стало негде, а ведь это очень индивидуальная вещь. Все производство многие годы разбазаривалось.

– А как обстоит дело с финансированием театров?

– Большой театр имеет 5 млрд отдельной строкой в бюджете – значительная сумма. Но если вы в него зайдете, вы не увидите этих денег. У меня все время вопрос, когда я смотрю на сантехнику, на состояние репетиционных помещений... где деньги? Почему так грязно, не убрано и все течет? На шее государства сидит много лишнего груза, и я уверен, что скоро будет необходимо делать ревизию.

У нас в академии бюджет гораздо меньше, но спросите любого нашего педагога – и вам скажут, что зарплаты в пандемию не изменились.

Я считаю, что ситуация, которая сейчас произошла, позволит перезагрузить систему балета и вообще искусства, отделить зерна от плевел. Очень надеюсь, что все наконец поймут, что «эффективные менеджеры», которые дербанили государственный бюджет, культуре не нужны, потому что они не смогут ничего сделать.

– Спросим про другую систему – вы активно выступаете против Болонской системы образования. Почему?

– Когда ввели Болонскую систему, она очень сильно стала влиять на вузы культуры. Нас приравняли к сфере услуг – к сантехникам, токарям и т. д. Мы не могли этого допустить. Я очень много ходил по совещаниям, выступал в Госдуме. Члены правительства меня услышали. Вузы культуры не тронули, и Болонская система не распространилась на балет, на консерватории.

– Одно из преимуществ этой системы – возможность обмена студентами с зарубежными вузами. Ваши студенты лишены плюсов системы?

– Обмен нацелен на повышение знаний, умений. Все дипломы нашей страны надо переподтверждать в мире за исключением балета и музыки. Нам нет равных в балете и в музыкальном образовании. На Западе прекрасно понимают свою несостоятельность рядом с нами. С английским газоном очень сложно соревноваться, потому что его 400 лет стригут и удобряют. И то же самое с балетом: с нами сложно соревноваться. У нас 300 лет идет обучение без остановки, и идет на очень серьезном уровне.

– Были ли у вас международные партнеры, которые прекратили с вами сотрудничество на фоне санкций?

– Я получил письмо от Лозаннского конкурса учащихся балетных школ о том, что они с нами разрывают партнерские отношения по той причине, что мы публично не осуждали СВО. Я им ответил со ссылками на нормативные документы международного права и Конвенцию о правах ребенка, что они поступают противоправно. Понимаете, если бы они лично меня осудили, я бы промолчал. Но из их письма следовало, что они разрывают отношения с целой школой. Со школой, выпускники которой создали понятие «балет» в мире: выберите любой театр – и вы найдете там выпускников с улицы Зодчего Росси. Мне вчера позвонили коллеги из Хельсинки и сказали, что мой ответ обсуждали даже там: мол, вот что значит у Николая два высших образования и что он юрист.

– Кто больше теряет – иностранные театры, отказавшиеся от русского балета, или русский балет, которому закрыли доступ на международные сцены?

– Классический балетный репертуар только русский. Но здесь кроется наша трагедия. До того как в 1956 г. Большой театр выехал первый раз за границу, СССР был закрытым государством, и настоящие версии постановок до этого никто не видел. Потом мы стали их привозить, и некоторые артисты смогли сбегать – оставались после гастролей за границей. Они стали зарабатывать на русской классике: ставить свои версии русских балетов. К сожалению, в Советском Союзе никому в голову не пришло запатентовать русскую классику. Русский балет мог быть отдельной нефтяной трубой. Сейчас нет театров в мире, где бы не шли русские балеты.

А после 1990-х гг., когда наши артисты, педагоги туда уехали тысячами, весь мир забит русским балетом. Раньше это был эксклюзив, а теперь нет. Это как с балетмейстером Мариусом Петипа: на любом балетном конкурсе слышно – «постановка Петипа», потому что за него не надо платить. А если вы, допустим, упомянете фамилию Нуреев, вам выставят счет. А это та же хореография, но чуть-чуть изменена. Понимаете, в чем дело?

Представьте себе картину, допустим, «Последний день Помпеи». Вы ее не можете вывезти за границу и тогда сами рисуете копию, как помните, вывозите и говорите: это картина Карла Брюллова. То же самое балет «Лебединое озеро»: он подразумевает огромное количество артистов. Это гигантская машина, но за 1990-е гг. сколотилось множество маленьких трупп, которые стали возить «Лебединое озеро», поставленное «по памяти». Теперь вся Европа забита «Лебединым озером», «Щелкунчиком», «Спящей красавицей», поставленными артистами из разных союзных республик. Но это никакого отношения к «Лебединому озеру» не имеет.

– А зарубежные театры понимают, что к ним везется?

– Все прекрасно понимают, но зарабатывают на этом. Говорить о запрете русского балета глупо, потому что придет Christmas Time и все побегут покупать билеты на «Щелкунчик».

– То есть фактически запретить русскую культуру у Запада не получится.

– Нет, но он [просто] будет ее называть по-другому.

– А в России балет политизирован?

– Он не политизирован. Он всегда был политической игрушкой, потому что это придворный вид искусства.

– Как вы относитесь к утверждению, что в России сейчас нет культурной элиты, а есть только экономическая?

– Что такое элита? Элита – это человек, которого уважают все. Но вы не найдете ни одного такого человека в России моложе 45–48 лет. 48 лет – это замес Советского Союза, когда индивидуальностей в разных областях – в кино, в балете, в опере – выискивали и потихонечку взращивали. Все, кто в Советском Союзе получил стипендию «Новые имена», – Мацуев, Венгеров, Полина Осетинская, я, – все сделали большие карьеры. Вывод: то, что называется элитой, – люди с бесспорными достижениями.

– В какой момент классическая культура в России превратилась в карго-культ?

– Если бы мы с вами перенеслись в то время, когда я был ребенком, и зашли в театр, вы были бы поражены, что в Большом театре не то что яблоку было негде упасть – там иголочку было не воткнуть. В каждой ложе все места были заняты, еще и стояло человек шесть. А потом к руководству пришли «эффективные менеджеры», стали отсекать публику, которая понимает. Потому что эта публика не давала им творить безобразия. Сначала отменили пропуска на стоячие места, потом убрали из каждой ложи стулья – вместо 10 мест сейчас шесть. Билеты в кассах раскуплены, но залы полупустые. И еще: когда вы в следующий раз пойдете в театр, обратите внимание на то, сколько человек досидит до конца. Я как артист не мог себе представить, что весь зал не стоит и не аплодирует мне.

Когда было 80% зала, я уже считал, что мне вообще не аплодировали.