«Теннис сжигал все доходы семьи». История Михаила Южного, соавтора двух российских побед в Кубке Дэвиса

25 ноября стартует финальная стадия Кубка Дэвиса – главного командного турнира в мужском теннисе, который Россия дважды выигрывала в XXI веке. Соучастник тех побед – Михаил Южный – в конце ноября выпускает автобиографию. «Ведомости. Спорт» публикует ее избранные фрагменты.

В декабре 2002 г. в парижском «Берси» 20-летний Михаил Южный принес сборной России решающее очко в финале Кубка Дэвиса против Франции, а через мгновение оказался в объятиях партнеров по команде и экс-президента РФ Бориса Ельцина. Тот следил за игрой с трибун и спустился на корт, чтобы отпраздновать первый в истории страны большой теннисный трофей.

Почти за 20 лет карьеры Южный выиграл 499 матчей и взял 10 титулов АТР, но его визитной карточкой осталась победа над Поль-Анри Матье из 2002 г. Правда, сам Южный так не считает – «качество тенниса оставляло желать лучшего, соперник был не самый знаменитый», объясняет он в своей автобиографии.

«Точка опоры» появится в продаже в дни финального этапа Кубка Дэвиса (теперь это World Cup of Tennis), где Россия снова будет пытаться завоевать престижный трофей. Последний пока датирован 2006 г. – и он тоже случился при участии Южного.

В «честной книге о теннисе» Михаил подробно вспоминает свое прошлое: от детского хулиганства и первых призовых в $176 на «фьючерсе» в Саратове до конфликта с федерацией и многолетних проблем со спиной. Кроме того, «Точка опоры» доходчиво рассказывает про теннисную экономику. Сколько денег нужно, чтобы вырастить профессионала; когда теннисист начинает зарабатывать и как монетизировать свои успехи.

Финансовый вопрос

У Бориса Львовича [Cобкина – многолетнего тренера Михаила Южного – «Ведомости. Спорт»] мы тренировались абсолютно бесплатно до тех пор, пока не начали зарабатывать призовые. Подчеркну очень важный момент, который во многом определил всю мою спортивную судьбу: лично я со своим тренером финансовые вопросы никогда не обсуждал. Отдельно мы обговаривали только детали выездов на турниры, в остальном первоначальные договоренности между папой с Борисом Львовичем сохраняли силу до самого конца моей карьеры. […]

С началом занятий ОФП [c тренером Олегом Мосяковым – «Ведомости. Спорт], нагрузка на семейный бюджет серьезно возросла. Кроме того, родителям приходилось искать деньги на выезды и другие вещи — натяжку ракеток, качественные кроссовки, достойную форму. Но никогда, даже в минуты плохого настроения, папа с мамой не напоминали нам о том, что деньги, которые уходят на теннис, можно было потратить куда-то еще. […]

Все секреты добывания родителями денег мне до сих пор неизвестны. Маме, квалифицированному бухгалтеру, приходилось подрабатывать в нескольких местах, а папа, несмотря на проблемы со здоровьем, занимался частным извозом. Уволившись из армии, он полностью переключился на то, чтобы обеспечивать наши с Андреем [брат Михаила Южного, тоже в прошлом теннисист – «Ведомости. Спорт»] занятия теннисом. Полковничья пенсия по тем временам считалась солидной, но всех запросов удовлетворить не могла.

К тому же во времена процветания «МММ» и других финансовых пирамид родители не избежали ошибки. Они не вовремя вложились в акции одной из подобных компаний и вернуть деньги не смогли.

Теннис сжигал практически все доходы нашей семьи. Папа и мама крутились, как могли. Кроме того, нам помогала фирма одного из друзей Бориса Львовича. Ведь в те времена работал закон, позволявший сократить налогообложение частных компаний, которые вкладывают деньги в спорт. Очень кстати подоспел в 1996 г; годичный контракт с фирмой Nike, который я получил как победитель московского турнира в категории до 14 лет, проводившегося на искусственной траве стадиона «Юных пионеров» при ее участии.

Первые контракты

Одновременно меня подписала менеджментская компания Advantage, позже объединившаяся с Octagon. Ее интересы в России представлял Алексей Селиваненко [сейчас – вице-президент Федерации тенниса России – «Ведомости. Спорт»].

По тому контракту я получал порядка $10 000 в год, и на эти деньги мы имели возможность выезжать на турниры. Позже папа подписал отдельную бумагу, в которой было сказано, что если я заиграю, то буду обязан возместить все потраченные на меня деньги с процентами. И через несколько лет я выполнил свое обязательство, вернув порядка $70 000.

Контракт с Octagon закончился в 2001 году. Именно эта компания способствовала заключению четырехлетнего соглашения с фирмой Sergio Tacchini, оформленного после моего выхода в финал юниорского Australian Open–1999. Там уже шла речь о более серьезных суммах. Я не только играл в форме своего нового спонсора, но и получал порядка $30 000 в год.

Стало легче, хотя мы с Борисом Львовичем по-прежнему находились в режиме разумной экономии и выбирали турниры, на которых я имел наилучшие шансы сыграть хорошо. Во многом благодаря рациональному планированию мне удалось стать первым в своем возрасте игроком, пробившимся в топ-100. Но это было чуть позже, в начале 2001 г. […]

Со стороны могло показаться, что наши тренировки с Борисом Львовичем на Ширяевке или зимой на «Связисте» превращаются в некую рутину. Варианты отъезда в заграничную академию папа с мамой не рассматривали, да по большому счету их и не было. Зато мы полностью доверяли своему тренеру, а он доверял нам.

В конце 1994 г. Борис Львович сделал мне королевский по тем временам подарок — две ракетки Head Prestige Classic. Именно ими я выиграл Мемориал Клавдии Борисовой и в качестве приза получил фотоаппарат Polaroid.

Динамика на перекладине

Свой первый контракт я подписал в 10 или 11 лет, одновременно с Андреем. И это было очень серьезно! В какой-то момент у наших родителей возникла идея разработать систему семейных взаимоотношений, основанную на методе кнута и пряника. И они подготовили забавный документ, на котором мы с братом поставили свои мальчишеские автографы.

Допустим, позанимался ты на домашнем турнике, проявил за обедом мастерство владения ножом и вилкой, отметился хорошим поведением — получи бонус. Чиркнул от злости ракеткой по корту, забыл в субботу провести домашнюю уборку — жди санкций.

В один из первых дней после введения этого новшества я, руководствуясь исключительно корыстными побуждениями, наштамповал на перекладине максимально возможное количество подъемов переворотом. И тут же сильно расстроился, так как узнал, что бонус полагается только при соблюдении положительной динамики. Иными словами, через неделю требовалось улучшить результат.

Не скажу, что контракт с родителями помог мне улучшить подачу или удар справа, но свою воспитательную роль он сыграл. Я быстрее учился контролировать себя, терпеть, когда это было нужно, чаще задумывался о своем поведении. Ну а до настоящих контрактов с Nike и Advantage дело дошло в 1996 г.

Зачем теннисисту агент?

В то время в России глобальный спортивный менеджмент практически отсутствовал, и, безусловно, Advantage оказал мне заметную поддержку. Однако следует иметь в виду, что любое соглашение с крупной менеджментской компанией – это палка о двух концах. На юниорском этапе, конечно, оно идет только в плюс. Ты имеешь гарантированную дополнительную финансовую подпитку и получаешь wild card на турниры, контролируемые фирмой, которая тобой занимается. Но если ты не добиваешься ощутимого прогресса, с тобой начинают работать как бы по остаточному принципу. […]

При раскрутке того или иного игрока, безусловно, имеет значение рейтинг. Не попав в первую двадцатку, на серьезные бонусы рассчитывать сложно. Также нужно уметь хорошо разговаривать с журналистами, чтобы быть интересным широкой публике. Причем важно, какую страну ты представляешь. Скажем, игроки из Северной Америки при прочих равных имеют преимущество не только перед россиянами, но и многими другими европейцами, поскольку теннисный рынок развит там гораздо шире, да и турниров достаточно много. […]

Впрочем, грамотный и честный личный менеджер нужен практически любому теннисисту уровня первой сотни. Можно привести примеры, когда спортсмен ведет свои дела сам, как, например, Николай Давыденко [экс-третья ракетка мира – «Ведомости. Спорт»], или поручает это членам своей семьи. Однако без профессионального человека, осуществляющего связь с представителями турниров и бизнеса, теннисисту тяжело. Ведь правильный выбор из нескольких похожих предложений способен сделать только профессионал. […]

Мой менеджер Дирк Хордофф

Моим агентом на протяжении большей части карьеры был немец Дирк Хордофф. Мы познакомились давным-давно, во Франкфурте на юниорском турнире категории до 18 лет, на котором он в свое время был директором. Дирка всегда интересовали теннисисты из Восточной Европы, не случайно среди его подопечных было несколько сербов. К тому моменту, как мы договорились о том, что Хордофф становится мои агентом, у него уже была своя компания Global Sports Management. Более того, Дирк был еще и тренером […]

Хордофф сразу признался, что Россию, где тогда серьезный спортивный менеджмент отсутствовал, он не знает и не понимает. В то же время у него были нужные контакты, особенно в Европе. В отличие от нас он давно считался своим человеком в туре. Нам было вполне логично воспользоваться связями Дирка, и мы, сблизившись с ним, решили попробовать.

Жизнь показала, что это было верное решение. В первую очередь в Хордоффе подкупала его прямота. Со мной он всегда был честен, никогда не обещал золотых гор, смотрел на вещи объективно и делал то, что говорил.

Как правильно теннисисту строить взаимоотношения с агентом? Уверен, что последнее слово должно оставаться за спортсменом, хотя на самом деле так происходит не всегда. […]

Если же говорить о наших отношениях с Дирком, то в них всегда присутствовал баланс интересов, который шел на пользу и мне, и ему. Хордофф давал мне те или иные рекомендации, я взвешивал и потом решал, как поступать. Вот, собственно, и весь нехитрый алгоритм нашего сотрудничества. […]

Серьезных конфликтов между нами никогда не было.

Пару раз мне приходилось обращать внимание Дирка на задержки по выплатам за контракты, которые допускали наши партнеры. Но думаю, что я все-таки был не самым капризным его клиентом. По большому счету, меня не устраивало лишь одно — отсутствие стабильной партнерской поддержки в России.

Одного из редких спонсоров, с которыми мне в разное время удавалось договориться на родине, компанию «Волгабурмаш», я нашел самостоятельно. С фирмой L’Oreal мы подписали контракт после того, как я сам свел ее представителей с Дирком, поскольку не хотел заниматься юридическими вопросами, да и в комиссионных отказывать агенту было некрасиво. […]

Также я рекламировал леденцы Chupa Chups, и это, пожалуй, был единственный случай, когда Дирк отработал чисто российский контракт с начала до конца.