Кай-Фу Ли: «Наступает эпоха, когда мир будет копировать китайские разработки»

В один из дней в 2018 г. Ли ехал на Uber. «Когда самоуправляемые машины лишат меня работы?» – поинтересовался у него водитель. «Лет через 15–20», – ответил ему Ли. «Ну, к тому времени я буду на пенсии», – с облегчением вздохнул шофер. Хорошо, что это происходило в США, рассказывал Ли корреспонденту MIT Technology Review. Водителю в Китае пришлось бы сообщить, что уже через 10 лет ИИ лишит его работы. Или через 15, если повезет.

Это может показаться удивительным. Шумиха вокруг американских разработок в области ИИ создает впечатление, что США лидируют в этой сфере. На самом деле Китай если еще не догнал, то успешно догоняет соперника. Шансы на победу Ли оценивает как минимум 50 на 50. В своих лекциях и публикациях Ли не раз объяснял, в чем сильные стороны китайских разработчиков.

В чем Китай круче США

Во-первых, в Китае огромная армия молодых инженеров ежегодно приходит работать в сферу ИИ. Хотя Америка все еще обходит все страны по числу исследователей-суперзвезд, у Китая много крепких ремесленников, которые и делают основную работу. Это дает свои плоды. Например, система по распознаванию лиц Face++ китайской компании Megvii не раз опережала на конкурсах конкурирующие разработки Google, Microsoft, Facebook (принадлежит Meta, признанной экстремистской организацией и запрещенной в России) и Университета Карнеги – Меллона. Ли упоминает это с особой гордостью, потому что его венчурный фонд Sinovation инвестировал в Megvii.

Во-вторых, у китайских исследователей в распоряжении куда больше данных, чем у американских. Данные – это плоть и кровь ИИ, на них система обучается и развивается. Очень хороший ученый с кучей данных одержит верх над суперученым со скромным объемом данных, уверяет Ли. В Китае больше всего в мире интернет-пользователей и владельцев смартфонов. К тому же, говорил он Forbes, конфиденциальности данных тут уделяется меньше внимания, чем в США. «Если данные – это новая нефть, то Китай – это новая Саудовская Аравия», – цитирует слова Ли The New York Times.

В-третьих, китайские компании, занимающиеся ИИ, уже прошли этап подражания. В середине 2000-х почти каждый стартап в Китае копировал какую-нибудь иностранную разработку. «Это копирование научило энергичных китайских предпринимателей продакт-менеджменту. Теперь они перешли к следующему этапу: превосходят своих зарубежных коллег. Weibo удобнее Twitter, Taobao лучше eBay, а WeChat – Facebook Messenger. <...> Наступает эпоха, когда мир будет копировать китайские разработки», – говорил Ли Forbes. В интервью сайту аргентинского банка BBVA он гнул ту же линию: «Запад должен понять, что Китай сейчас впереди во многих технологиях, бизнес-моделях, продуктах и функциях. <...> Китайские предприниматели знают все о том, что происходит в Кремниевой долине. А в Кремниевой долине кое-кто много знает о Китае, некоторые – мало, а большинство не имеет о Китае никакого представления».

В-четвертых, государство всеми силами помогает компаниям разрабатывать ИИ. Пока в США профсоюз дальнобойщиков IBT пытается запретить испытания беспилотных грузовиков на дорогах, в Китае для них открывают все новые трассы. А год назад в Пекине на дороги вышли беспилотные грузовики. Правда, пока это тихоходные уборочные машины.

В 2017 г. Госсовет Китая обнародовал «План развития искусственного интеллекта нового поколения», согласно которому к 2030 г. Китай станет «главным мировым центром инноваций ИИ». Государство не скупится на инвестиции. «Правительство становится партнером в венчурных фондах и готово получать меньшую долю прибыли, чем другие партнеры, – рассказывал Ли Forbes. – Благодаря этому венчурные капиталисты тратят меньше времени на сбор средств и больше – на создание отличных компаний». Более полусотни стартапов, в которые инвестировал его фонд Sinovation, стали «единорогами» (компаниями с капитализацией более $1 млрд), подсчитывал The Observer. Для тех, кто не верит в госстимулирование, Ли приводит такой пример: в 2010 г. Китай заявил, что станет мировым лидером в области высокоскоростных железных дорог. Шесть лет спустя 60% мировых высокоскоростных поездов ездили именно по Китаю.

Правда, у скептиков есть свои доводы. Согласно программе Госсовета, Китай в 2020 г. должен был сравняться с США по развитию ИИ. Но пока весь мир обсуждает американские проекты вроде ChatGPT, а о китайских успехах мало что слышно. На руку скептикам играет и недавний скандал с фондом China Integrated Circuit Industry Investment Fund, который инвестирует госсредства в IT-отрасль. Его руководство обвинили в неэффективности вложений и коррупции.

Еще один аргумент Ли – развитие бизнеса в Китае сочетает лучшие черты США и Японии. Он ссылается на мнение американского историка Альфреда Чендлера. В XIX в. американские корпорации привыкли работать с размахом, на огромных территориях, и в XX в. это помогло им успешно конкурировать на глобальном уровне. «Но Америка – страна джентльменов, – говорил Ли The Observer. – Ее можно сравнить с хорошим районом, где вы живете в своем доме, а я – в своем. Иногда наносим друг другу визит, вместе обедаем. Порой мы конкурируем, но обычно сотрудничаем». В Японии, наоборот, на относительно небольшом внутреннем рынке у компаний не было опыта масштабирования деятельности. Но они долгое время оттачивали свои конкурентные навыки, беспощадно сражаясь друг с другом дома, и во второй половине XX в. успешно отправились завоевывать мировые рынки. Китайские компании сейчас ведут бизнес в масштабах куда больших, чем американские гиганты в начале своего пути, а конкуренция между ними ничуть не слабее японской.

Первый стартап Ли

Готовность к переменам и склонность к авантюризму – это семейная черта, пишет Ли в автобиографии «Меняя мир к лучшему» (Making a World of Difference, 2011, на русском не издавалась). Шел 1931 год. Япония оккупировала Маньчжурию. В каждой школе повесили портрет императора Японии и велели изучать японский. Я-Чинг Ванг, будущей матери Ли, было всего 12 лет, но она не захотела такое терпеть. На попутных поездах она в одиночку добралась до Пекина, который оставался китайским. В то время молодежь часто бежала с оккупированных земель, но, как правило, это были люди на 3–5 лет старше.

В 1938 г. Ванг познакомилась с Тьен-Мин Ли, будущим отцом Кай-Фу – вдовцом на 10 лет старше ее, с двумя детьми. Вдобавок к этим двум детям у пары родилось еще трое дочерей. Между тем в 1949 г. к власти в Китае пришла компартия. Отец Ли, историк и политик из партии Гоминьдан, бежал на Тайвань, оставив семью на континенте. Но Ванг это не устроило: через год она, с пятью детьми на руках, сумела добраться до британского Гонконга и оттуда дозвонилась мужу: вышли денег на билеты, мы выезжаем.

Семья жила небогато. В 1953 г. родилась еще одна дочь, а когда в 1961 г. Ванг опять забеременела, родня, друзья и даже доктора уговаривали ее сделать аборт. Ванг и Тьен-Мин их не послушали, и на свет появился Ли – младший сын из двух, мамин любимчик и баловень всей семьи.

В 1960-х гг. тайваньские колледжи активно развивали программы обмена с американскими. Старший брат Ли отправился в США, да так там и остался. Окончил вуз и аспирантуру, получил гражданство, женился. Приехав на Тайвань в 1971 г. навестить родных, брат вовсю расхваливал американское образование. И дохвастался: через год мать прислала 12-летнего Ли к нему в Теннесси, чтобы младшенький учился в американском колледже.

Там Ли впервые попытал силы в бизнесе. Администрация колледжа сократила большую перемену, во время которой многие ученики обедали. Молодежь принялась протестовать. Ли как раз избрался на пост президента местного отделения Junior Achievement – организации, которая учила юное поколение бизнесу. Почему бы не выпустить футболки с протестными надписями? Партия футболок разошлась через городские одежные магазины, сделка принесла чистую прибыль в $64,90 каждому из инвесторов, кого школьники уговорили вложиться в проект. Это был лучший показатель за всю историю существования местного отделения Junior Achievement.

Я знаю 26 слов

Ли продолжил образование в Колумбийском университете, а чтобы платить за обучение – подрабатывал в компьютерном классе. Потом была магистратура в Университете Карнеги – Меллон. Ли попал в число 30 лучших студентов из 1000, претендовавших на обучение у профессора Раджа Редди, который разрабатывал программу по распознаванию речи компьютером. Она отнюдь не походила на привычных нам голосовых помощников. На первом этапе компьютер распознавал только 26 слов – и то если их говорил знакомый ему диктор. Прогрессу помогло то, что Ли по-прежнему нуждался в деньгах. Летом он для подработки взялся вести для школьников курс компьютерной грамотности: за шесть недель с нуля до самостоятельной разработки программы-игрока в реверси (вариация на тему го). Большинству учеников Ли страшно не понравился своей занудливостью (Ли уверяет, что с тех пор упорно занимался ораторским искусством и сейчас его просто заслушиваются). Но одному из школьников, 16-летнему Санджою Махаяну, программирование запало в душу. Вдвоем с 23-летним Ли они принялись улучшать алгоритм для игры, и в 1984 г. их разработка выиграла матч у чемпиона мира по реверси Брайана Роуза. Это был первый случай в истории, когда машина одолела чемпиона мира. До 1997 г., когда IBM выиграет у Гарри Каспарова (признан иноагентом), оставалось еще 13 лет. Ли и Махаян стали звездами научного мира, перепало им и мирской славы.

Между тем Ли пришла в голову идея: а если использовать для распознавания речи тот же принцип, что и для просчета ходов в реверси? Беда была в том, что профессор Редди не верил в такой подход. Они долго спорили и так и не смогли убедить друг друга. Ли был всего лишь аспирантом. Редди – его начальником и руководителем проекта. И он поступил как настоящий ученый, восхищался потом Ли. Сказал, что, на его взгляд, идея Ли – полная ерунда. Но если он так в ней уверен, пусть пробует. Редди как раз получил от минобороны грант в $3 млн – весьма неплохие деньги по тем временам. Из них он выделил Ли бюджет на собственную исследовательскую группу и купил ЭВМ. Поначалу процент распознавания у конкурирующих команд профессора и Ли был примерно равен, около 40%. Но потом Ли вырвался вперед сначала с 80%, а через четыре года и вовсе с 96%. Так появилась система распознавания длительной непрерывной речи Sphinx, которая умела работать с любым диктором. Журнал BusinessWeek назвал ее самым важным изобретением 1988 г. В том же году Кай-Фу защитил докторскую. Ему было 26 лет.

Ли получил предложения о работе от многих компаний, включая IBM и Bell Labs. Но профессор Редди уговорил его остаться в Университете Карнеги – Меллон. В IBM Кай-Фу получал бы $80 000 в год. В университете – всего $51 000. Но он работал четыре дня в неделю. А на пятый мог консультировать техногигантов и зарабатывать на этом $50 000 в год.

Как Ли разминулся с Джобсом

Прошло еще два года. Казалось, будущее Ли определено – он до старости будет уважаемым ученым. Но был ряд вещей, которые ему не нравились. Например, Ли терпеть не мог ездить в Вашингтон и встречаться с богачами и чиновниками, выпрашивая у них финансирование. А еще то, что его научные труды читала только небольшая тусовка ученых. Тут ему позвонили из Apple, которая в то время уже была культовым брендом, и соблазнили перейти к ним на работу простым аргументом. Раньше операционная система представляла собой черный экран, на котором надо печатать команды. Потом Xerox разработал привычный нам графический интерфейс с иконками и курсором. Но превратить его в популярный продукт в Xerox не смогли. Это сделала Apple на своих Macintosh. Точно так же система распознавания речи сгинет в академических недрах, боялся Ли. Но Apple собирается внедрить ее в Mac III и сделать массовым сервисом. Не желает ли Ли принять в этом участие? Он не смог устоять.

В 1992 г. Apple выпустила голосового помощника Casper. А 1 апреля 1993 г. Ли совместил его с управлением лифтом в штаб-квартире корпорации. Механический голос просил назвать этаж – и вез куда попросят! Правда, постоянно происходили нелепые случаи. Например, если попросить секунду на размышление, лифт вез на второй («секунда» и «второй» на английском пишутся одинаково – second). А сотрудника, воскликнувшего перед выходом: «Класс, дай пять!» – лифт увез на пятый этаж.

Амбиции не позволяли Ли ограничиться только распознаванием речи. Он выбивал для своей группы все новые сферы деятельности. А вскоре начал кампанию за то, чтобы заниматься не только исследованиями, а еще и внедрением продукта. В Apple было строгое табу на совмещение этих двух сфер. Но Ли был кремень. В конце концов был достигнут компромисс. Он ушел из отдела The Advanced Technology Group (ATG) и получил в свое распоряжение отдельную группу продакт-девелопмента. Его подчиненные работали над очередной версией QuickTime и рядом других проектов настолько успешно, что Ли повысили до вице-президента Apple. А когда в декабре 1996 г. в компанию вернулся Джобс, то распустил ATG со словами, что Apple не может позволить себе содержать отдельный НИИ. Все ее обязанности перешли к созданной Ли группе. Вот только сам Ли этого не дождался. Apple балансировала на грани краха, и он буквально за пару месяцев до возвращения Джобса уволился ради другой работы.

Чем плоха Microsoft

Ли перешел в Silicon Grafics, монополиста рынка визуальных эффектов и графического дизайна. Но вскоре у компании начались финансовые трудности, и в 1998 г. Ли сманили к Биллу Гейтсу, чтобы создавать с нуля исследовательский центр Microsoft в Китае с сотней сотрудников. Ли выставил единственное условие. СМИ писали, что в новый исследовательский центр в Кембридже Microsoft инвестирует $80 млн. Ли потребовал для китайского проекта таких же инвестиций – и получил их.

За два года китайские подчиненные Ли опубликовали 28 работ в научных изданиях и получили 49 патентов. В 2000 г. Ли в знак признания заслуг сделали вице-президентом Microsoft и перевели в штаб-квартиру в Сиэтле. Он участвовал в разработке знаковых проектов, включая перевод MS Office в облако и разработку Windows Vista. В автобиографической книге Ли много жалуется на корпоративную культуру компании, особенно по сравнению с временами, когда он в Китае был сам себе начальник. Это может быть субъективным мнением: они очень плохо расстались.

Microsoft – огромный механизм и, даже будучи вице-президентом, Ли не мог добиться серьезных изменений, жалуется он. Взять хотя бы крайне странное распределение ресурсов, о котором он рассказывает на примере Internet Explorer. Microsoft немало вложила в свой браузер. Но как только он вытеснил с рынка Netscape, на дальнейшее развитие Internet Explorer махнули рукой. Вспомнили о нем, только когда резко стал набирать популярность браузер Mozilla Firefox.

Особенно Ли бесила бюрократия. Чтобы избежать обвинений в монополизме, юридический департамент составил целый справочник, какие выражения можно употреблять, а какие нельзя. Ли с удовольствием бы написал начальству: «Давайте-ка внедрим эту функцию в Windows, это поможет увеличить долю на рынке». Но это вызвало бы истерику у юристов. Следовало писать: «В интересах пользователей предлагаю внедрить следующую инновацию».

Схватка гигантов

Ли хотел свободы, хотел обратно в Китай – и нашел способ этого добиться. Он увидел в новостях, что Google купил домен gogle.cn и лелеет планы открыть подразделение в Китае. Ли написал в Google, и ему немедленно предложили руководить экспансией в Поднебесную, карт-бланш и зарплату больше, чем в Microsoft. Как тут было устоять?

При этом он наступил на больную мозоль Биллу Гейтсу и Стиву Балмеру. Они верили, что Microsoft – это работа мечты для программистов. Google поколебал их веру: за несколько лет туда перешло несколько сотен сотрудников. Если бы вице-президент Microsoft переметнулся в Google, это было бы совсем вопиюще. Гейтс и Балмер сделали Ли предложение, от которого, по их мнению, невозможно было отказаться. С одной стороны, они обещали повысить зарплату и оправить руководить бизнесом в Китае. С другой – пригрозили судебным иском: в контракте был пункт о неконкуренции. Когда Ли отказал им, засудить его стало делом принципа.

Битва между юристами Microsoft и Google за Ли была главной темой обсуждения в профильных СМИ всю вторую половину 2005 г. Если бы Гейтс настоял на своем, карьере Ли пришел бы конец. А его печальная судьба послужила бы предостережением всем, кто собирался перейти из Microsoft в Google. Но дело обернулось иначе. Юристы Google стали брать верх, и компании предпочли договориться за кулисами. Ли уехал завоевывать Китай для Google. В своей книге он уверяет, что при нем доля поисковика на китайском рынке выросла с 16 до 31% за четыре года.

Правда, он не упоминает, что Google пришлось установить в китайской версии поиска фильтры, которые блокировали сайты, не нравящиеся официальному Пекину, – например, оппозиционные. Дело кончилось тем, что в январе 2010 г. штаб-квартира Google потребовала отменить цензуру для поиска, пригрозив иначе уйти из страны. И действительно ушла.

Смерть и любовь

Все это происходило уже без Ли. В 2009 г. он подал в отставку ради того, чтобы создать в Китае собственную венчурную компанию Innovation Works (сейчас – Sinovation Ventures). Ему было 47 лет. Бизнес-среда в Китае только формируется, писал он в манифесте Innovation Works. Стартаперам не хватает управленческого опыта, наставников, связей и денег, и тут Ли может помочь.

К тому времени у него были имя и репутация. Когда он в первый раз приехал в Китай и объявил набор на работу в Microsoft, получил в первый же день 1000 резюме. Когда вернулся в страну как представитель Google, за первые сутки ему прислали 3000 резюме. А когда решил открыть свою инвесткомпанию, за 24 часа пришло 7000 резюме.

Ли продолжил работать на износ, рассказывал он интернет-изданию Quartz. Будучи сотрудником Apple, он чуть не пропустил рождение первенца из-за презентации. Будучи президентом Google China, он установил возле кровати специальный столик, чтобы, проснувшись, сразу читать электронную почту. Основав Sinovation Ventures, он не смог сбавить темп. Он собственными глазами видел, как стартапы с традиционным для Китая графиком работы 996 (с девяти утра до девяти вечера шесть дней в неделю) вышвыриваются с рынка компаниями, где люди работают по семь дней в неделю без выходных и отпусков.

А теперь он жалеет, что так много трудился. В 2013 г. у него диагностировали лимфому, и это заставило его пересмотреть свою жизнь. «Мой трудоголизм внезапно сошел на нет», – признавался он. Из-за работы он не успел проститься с отцом перед его смертью. Пока он зарабатывал за рубежом, у его матери началось слабоумие и она перестала узнавать сына.

Ли сумел справиться с лимфомой. Конечно, он не перестал работать, по-прежнему руководит Sinovation Ventures и время от времени пишет книги. Последняя вышла в 2021 г. – AI 2041: Ten Visions for Our Future («ИИ 2041: Десять видений нашего будущего», Манн, Иванов и Фербер, 2022). Но он изменил свою жизнь. Они с женой поселились ближе к матери Ли. Жена теперь сопровождает его во всех поездках, а отпуск он берет не когда у него выпадает свободная неделя, а когда есть время у его детей.

Лимфома изменила его взгляды и на ИИ. Он по-прежнему считает, что в ближайшем будущем ИИ лишит нынешних рабочих мест многих синих и белых воротничков. 3D-принтеры будут производить товары, в том числе по индивидуальному заказу, с минимальными затратами. Они будут работать 24/7 без больничных, отпусков, праздников и зарплат. В итоге многие вещи будут стоить немногим дороже, чем сырье для них, пишет он в книге. ИИ возьмет на себя многое, от маркетинга до доставки продукции, а роботы избавят нас от работы по дому. Но есть две вещи, которые нельзя автоматизировать: творчество и любовь. Ли понял ценность творчества, еще когда работал руководителем. Но ценность любви он осознал только во время болезни. «Будущее не мрачно, оно безоблачно», – настаивает он. Вместо того чтобы оттеснять нас на обочину жизни, ИИ поможет людям заняться тем, что у них получается лучше всего. Он возьмет на себя рутинную работу и вернет нам самый ценный ресурс – время. Люди будут трудиться бок о бок с ИИ, вкладывая в работу творческий потенциал и страсть. А свободное время посвящать близким.