Дмитрий Алексеев: «Наша непрозрачность сыграла с нами злую шутку»

До недавнего времени сеть DNS была мало известна в столице. Ее первый магазин электроники открылся во Владивостоке в 1998 г., и до сих пор компания избегает московского рынка. Но год за годом компания, не стремясь к особой публичности, набирала обороты и несколько лет назад сначала вошла в тройку крупнейших продавцов бытовой техники и электроники в России, а затем стала номером два на рынке, обогнав «Эльдорадо» и уступая лишь «М.видео» по обороту (см. график).

Президент группы компаний DNS Дмитрий Алексеев в 1996 г. окончил факультет радиоэлектроники и приборостроения Дальневосточного государственного технического университета и уже через два года с товарищами основал компанию DNS. Сеть магазинов электроники компании постепенно разрослась по всей России: сейчас она включает 1200 точек, из них в Москве только пять.

В прошлом году тихая жизнь владивостокских предпринимателей закончилась. Деятельность компании решили пристально изучить федеральные чиновники.

Федеральная таможенная служба (ФТС) решила проверить товар на складах ритейлера на легальность ввоза. А к началу этого года Федеральная налоговая служба (ФНС) взялась за отрасль оптовой и розничной торговли электроникой в целом, чтобы ликвидировать серые схемы поставок.

Непубличность компании и сложность схемы ее собственности оказались минусом в спорах с таможней, признает Алексеев. В группу входят десятки юрлиц, в числе собственников сам Алексеев, директор по развитию бизнеса Константин Богданенко, финансовый директор Юрий Карпцов и др.

Алексеев объясняет, что компания долго не стремилась к публичности: «[Мы] не понимали, зачем нам это нужно». «И опять же у нас в стране чем меньше внимания к себе привлекаешь, тем лучше – но это до поры до времени. Удаленность от Москвы защищала – редкая птица долетала до Владивостока, а сейчас вот поворот на Восток», – рассуждает Алексеев.

– За последнее время к вам было внимание и ФНС, и таможни...

– Нам особо нечего скрывать.

– У вас необычная структура собственности.

– У нас структура собственности сложная, но прозрачная. Нет никаких офшоров, никаких «помоек», все люди реальные, а не виртуальные. Просто она со стороны так выглядит. Сейчас она постепенно упрощается. Единственное – проблема в том, что это делается не быстро именно из-за того, что она реальная.

– А зачем вам ее тогда упрощать? Из налоговых соображений?

– Это процесс исторический. Мы развивались быстро, модель развития была такой: были ответственные за регионы, они образовывали юридические лица, их было много, они пересекались. Основная для нас задача была не красота юридической схемы. Но оказалось, что есть разница с точки зрения взаимоотношений. Наша кажущаяся непрозрачность сыграла с нами злую шутку. Суммарно налогов в проценте от оборота мы платим не меньше, чем другие крупные игроки рынка, но раньше мы не могли это нормально показать. На этом и погорели.

– В чем погорели? В том, что у вас сложился имидж не вполне белой компании в отрасли?

– Нет-нет, на совершенно конкретных проблемах с таможней. С таможней наша история до конца не закончена юридически, но большая часть работы закончена.

– А в чем должно это окончание выражаться?

– Закончатся все проверки. Сейчас закончены не все. По итогам 17 проверок нам пока не весь [конфискованный на время проверок] товар отдали. Еще четыре проверки продолжаются – во Владимире и Туле.

То, что таможня и налоговики делают, в принципе, как я сейчас понимаю, правильно. Те направления, которые они выбрали (отраслевой подход, перенос контроля с границы на постконтроль, контроль не контейнеров, а участников рынка. – «Ведомости»), правильные. Конечно, возникает вопрос «где ж вы раньше были». Но, наверное, когда в бюджете денег хватало, это была не главная проблема.

Таможня озадачилась тем, что рынок электроники, компьютерной и цифровой техники, мягко говоря, не сильно прозрачный. И он действительно не очень прозрачный, как я теперь понимаю, был. В какой-то момент звезды сошлись и кто-то сказал: а что это за непонятный игрок – DNS? Если сесть и посмотреть, будет понятно, что все эти денежные потоки, в принципе, государство может отслеживать. А в Москве же никто не знает, что такое DNS, большинство чиновников в первый раз слышали это название. В таможне сработало: «DNS, Владивосток, миллиардные обороты, Дальневосточная таможня – о, сейчас мы там вагоны с контрабандой поймаем». И была спецоперация, когда 17 июля 2014 г. к нам на 15 складов по всей стране пришли таможенники и опечатали всю нашу логистику. Примерно месяц после этого был ступор, никто не знал, что делать: видимо, ожидали увидеть стеллажи с наклейками «контрабанда». Не знаю, чего они искали.

«Стучать на отморозков не западло»

– Как вы из этого потом выбирались?

– Мы гибкие. Мы с таможней не работаем, что самое интересное. У нас есть маленький импорт того, что мы сами производим, вот, например, телефоны – всего около 10% от оборота на тот момент. Остальное мы закупаем у дистрибуторов. Основные вопросы у таможни оказались связаны с остальными 90% товара, который мы закупали у дистрибуторов. Таможня сказала нам: доказывайте, что это все правильно ввезено. И вот уже больше года мы занимаемся этим, доказываем, что и у кого мы покупали. У нас законодательство построено так, что очень тяжело спорить с госорганами, потому что те же гарантии права предпринимателей на Таможенный кодекс не распространяются.

Мы объяснили и показали, что у нас нет никаких «особенностей», а если эта проблема где-то и есть, то это не наша проблема, мы не ввозим товар. Потом, конечно, стало ясно, что многое ввозится не совсем понятно, есть много не совсем прозрачных компаний, у юрлиц которых сложно найти учредителей и т. д. Но в целом на сегодня можно смело сказать, что, да, действительно, мы часть товара, около 10% (в деньгах) были вынуждены растаможить еще раз, заплатить НДС.

– Как вы будете избегать таких историй в будущем?

– Этот кейс на удивление удачный. Было подписано соглашение в рамках Ассоциации предприятий компьютерных и информационных технологий (АПКИТ), сделали совместную комиссию с таможней, написали хартию (см. врез).

– Она работает?

– Хартия сама по себе не работает, она создает базис для диалога. Например, в рамках этого мы, компания DNS, отказываемся от закупок у некоторых дистрибуторов.

– Это ваша личная инициатива?

– Нет, не личная. Это договоренность рынка, который понимает, что работать по-старому неправильно, что риски такой работы не стоят того. Мы отказываемся от конкретных юрлиц, требуем, чтобы они стали прозрачными. К сожалению, на рынке дистрибуции по состоянию годичной давности есть облака из компаний и реальных бенефициаров не видно вообще, даже через офшоры. Понятно, что такая компания никогда не будет платить реальные налоги. А мы оказались в ситуации, когда у нас не было выбора, работать так или не работать, потому что весь рынок такой.

– Ну вы могли отказаться от дистрибуторов вообще, начать собственный импорт.

– Зачастую это нереально. И кроме того, я всегда искренне считал, что, если мы не работаем с таможней, нас все эти проблемы не касаются. Вот сейчас, да, я понимаю, что это и моя проблема, и я активно участвую в решении, в АПКИТ, в работе комиссии. Кроме того, в хартии прописан принцип, который на провинциальном языке можно передать как «стучать на отморозков не западло».

– Очень доходчиво.

– В российском понимании взаимодействие с властями никогда не приветствуется. Если вы ввозите, например, ноутбуки и если кто-то начинает ввозить их по не очень хорошим схемам, то нет выбора. Все будут примерно в одних и тех же условиях – рынок все сам отрегулирует. Если какой-то игрок начинает хулиганить и оптимизировать (суммы-то большие: НДС – 18%), то ты либо играешь по этим же правилам, либо не играешь вообще. В рознице еще можно как-то лавировать, потому что у нас налоговая нагрузка измеряется процентами, а не десятками процентов от оборота.

Но белый и прозрачный бизнес – это в конечном итоге выгоднее. И наверное, люди повзрослели, нам явно есть что терять. Мы от чего-то отказываемся.

– От чего вы отказываетесь?

– Условно говоря, мы не будем продавать изделие, схема ввоза в страну которого совершенно нам не ясна.

«Если памперсы станут цифровыми – мы туда придем»

– Сказались ли проблемы, которые были у компании, на ее ассортименте?

– Практически не сказались, почти по всем категориям процесс очень далеко продвинулся.

– Что это значит?

– По подавляющему большинству изделий можно сказать, что ввоз товара в Россию производится достаточно бело.

– То есть не было крупных брендов, от которых вам пришлось отказаться из-за их сомнительных схем?

– Слава богу, не было.

– А у DNS какая налоговая нагрузка?

– Около 3,5% от оборота (НДС и налоги с прибыли, без зарплатных налогов).

– Каковы результаты полугодия? Рынок в целом падает.

– Рынок однозначно падает. Наш оборот не сильно просел, на уровне прошлого года. Мы стараемся предпринимать активные действия – перестраиваем сеть, открываем магазины и закрываем, пытаемся оптимизировать – в сумме сеть растет.

– По поводу оптимизации сети: вы закрываете неудачные точки, открываете в более выгодных местах?

– У нас этот процесс постоянный. У нас несколько форматов – от маленького до большого. Не во всех городах. Мы любим провинцию, настоящие народные места. Сами находясь в глубинке, мы стараемся донести блага цивилизации до глубинки.

– Ну как в глубинке? Вы уже от Владивостока до Петербурга работаете – федеральный игрок.

– Я бы сказал «до Выборга» – больше так нравится. Но есть и совсем небольшие города, куда не влезет большой формат.

– В такие города все активнее выходят ваши конкуренты – «М.видео», «Эльдорадо». Чувствуется конкуренция, например, с их небольшими форматами?

– Я с большим уважением к ним отношусь, но я бы аккуратно сказал, что с уходом [основателя «Эльдорадо» Игоря] Яковлева конкуренцию с «Эльдорадо» я бы не назвал острой.

– Яковлев давно ушел.

– А когда он еще не ушел, мы с ними и не конкурировали.

– А кто для вас сейчас ощутимый конкурент?

– В разных направлениях и локациях – региональные небольшие игроки, «Ситилинк», «Юлмарт», «М.видео».

– Вы больше продавец электроники, но у вас есть еще и формат, специализирующийся на бытовой технике, «Фрау Техника». Нет желания уйти в более широкий ассортимент, как делают некоторые конкуренты?

– Нет. Я не верю в то, что можно быть швецом, жнецом и на дуде игрецом. Мы начали с компьютеров и стараемся их далеко от себя не отпускать. Есть сложности, но по мере развития нам помогала эволюция в технике: за это время все больше и больше устройств стали походить на компьютеры, переходить в категорию аксессуаров к ним. Мы достаточно быстро поняли, что мы не компьютерная компания, а цифровая. Это расширяет наш ассортимент. Если памперсы станут цифровыми – мы туда придем. А подход «чуть-чуть этого, чуть-чуть этого и детский мяч» – мне кажется, что это немного неразумно.

«Несколько мешочков копеек за сделку»

– В ваших стратегических планах есть выход в Московский регион? Почему вы к нему так прохладно относитесь?

– Вообще, мы стараемся не иметь стратегических планов: это вещь очень коварная, особенно в России. Ты можешь планировать, планировать, а потом раз – и санкции. Всерьез говорить, что в начале прошлого года кто-то планировал доллар в районе 70 руб., сложно.

Почему нас нет в Москве и, наверное, не будет: наверное, потому, что Москва – это не Россия.

– Почему? Вы считаете, что это незнакомый для вас рынок и там ваше предложение не интересно потребителю?

– В Москве и так все есть. В моем понимании конкуренции мы должны конкурировать не с другими игроками – мы должны за клиента бороться. Мы считаем, что востребованность нашего сервиса в Кызыле гораздо выше, чем в Москве. Все-таки Россия – это 146 млн человек, и в Москве из них живет немногим более 10%. У нас нет задачи занять какое-то место, подняться в рейтинге, мы занимаемся своим делом. Если мы будем видеть какие-то возможности...

– А пока вы их не видите?

– Пока не вижу.

– Вы предпочитаете заходить в новые регионы самостоятельно, открывая там магазины, а не через поглощения, кроме Петербурга – это ваша единственная такая сделка?

– Да.

– Сколько вы на ту сделку потратили?

– Да какие-то копейки (смеется).

– Сколько конкретно копеек?

– Несколько мешочков. Мы тогда не комментировали цифры, не видим смысла и сейчас. Нашлись взаимовыгодные условия.

«Над телевизорами мы задумываемся»

– Есть ли у вас планы по большей локализации производства компьютеров в России?

– Вариантов по производству микросхем и различного полупроводникового оборудования я, к сожалению, в России не вижу. Сейчас к производству немного странное отношение – как к «АвтоВАЗу», к которому с одной стороны подъезжает чуть ли не руда, а с другой стороны выезжает готовый автомобиль. Производство сейчас сильно дифференцировано. Мне кажется, что финальная сборка в России – это наиболее правильная вещь. Ее пренебрежительно называют у нас отверточной сборкой.

У нас есть крупнейший завод по производству компьютерной техники в Европе, мы собираем здесь ноутбуки и компьютеры, задумываемся над тем, чтобы расширить это.

– Расширить чем – например, телефонами?

– Нет, телефоны сейчас смысла производить в России нет, потому что многое все равно везти из-за границы придется. Интереснее делать это с большими, объемными вещами, где стоимость логистики уже более критична. Над телевизорами мы задумываемся. Но нет никакой сопутствующей инфраструктуры, нет даже этого большого пластмассового литья. Опять-таки зачем начинать матрицы для телевизора производить? Их всего где-то три завода в мире выпускают, а три с половиной и DNS – так не бывает.

– А не смущает, что рынок еще несколько лет, по прогнозу GfK, будет в большом минусе?

– Ну и что? Это же увеличивает конкуренцию. Это стимулы для оптимизации и поиска вариантов.

– А сколько у вас в выручке занимают собственное производство, собственные бренды?

– Не очень много. Мы на этом не делаем акцента. Около 10%, сейчас эта цифра начинает увеличиваться.

– За счет того, что поклонники каких-то известных брендов начинают экономить?

– Да. Та интересная штука с ростом курса доллара в том, что ценовые ориентиры у людей если и сместились, то не на очень много. Если люди хотели купить ноутбук, скажем, за 30 000 руб., то оттого, что рубль упал вдвое, 60 000 руб. они не готовы за него отдать. Потребители готовы пожертвовать какими-то вещами, например объемом памяти ноутбука, и заплатить 35 000 руб., но не 40 000 руб. В Москве это видно не так сильно, но для нашего основного клиента мы ищем, что предложить.

«Это какой-то архаизм, абсолютная безыдейность»

– Вы хотите, чтобы компания DNS всегда оставалась частной?

– У нас нет планов по IPO: это московские темы, мы в провинции этого не понимаем.

– Ну почему? Есть же пример «Магнита»...

– Они молодцы, завидую. Точнее, не завидую – это плохое слово, хотел сказать: мы пытаемся учиться у них. Во многом это такой пример – что это все возможно, нужно только хотеть это делать.

– Вы в основном развиваетесь на оборотные деньги или и на кредиты?

– И на свои, и на кредиты. У нас особой нехватки денег нет, нам готовы банки дать денег больше, чем нам нужно сейчас.

– Сами инвесторы к вам не приходили с предложениями?

– Слава богу, нет – Владивосток защищает от этого.

– Но есть китайские инвесторы...

– Какие китайские инвесторы? Это миф. Мне кажется, что в России надо больше внимания уделять другим вещам. Это все кальки истории Китая и Кореи, вычитанные в учебниках. Но у нас же история совершенно другая. Они были вынуждены привлекать иностранный капитал, потому что другого никакого не было. А у нас миллиарды из страны уходят. И для меня загадка, почему тогда фокус на привлечение иностранного капитала. В ранние советские времена капитала не было, надо было зерно продавать, церковное золото собирать и т. д. Но у нас-то сейчас другая ситуация. У нас есть свои инвесторы, но мне кажется, что у чиновников есть задняя мысль, что свой бизнес – он такой, деревенский, глядишь, еще разовьется, будет права требовать.

Что такое привлечение инвестиций? Инвестору нужен высокодоходный бизнес. Если у вас есть высокодоходный бизнес, так скажите, мы с удовольствием найдем денег.

Мне кажется, что для развития того же Дальнего Востока нужно прекратить колониальное восприятие, потому что оно все равно есть: придут какие-то люди, которые тут будут делать бизнес. Задача же не в том, чтобы кто-то пришел и делал бизнес. Если говорить о государственных задачах, то они в том, чтобы сохранить сам Дальний Восток, тихоокеанскую Россию. Мне кажется, что у нас проблема в том, что население с завидным постоянством отсюда уезжает. В прошлом году население всего Дальнего Востока опять уменьшилось.

– Например, сделают свободный порт, выделят по гектару каждому...

– Это какой-то архаизм, из учебника о Столыпине, абсолютная безыдейность, точно неправильная вещь. В аграрной экономике России более чем столетней давности крестьянской семье, чтобы существовать, ничего, кроме надела земли, не нужно было. Они сюда приезжали, и они существовали. А в современной экономике такое население, живущее на гектаре земли, – это люди, выключенные из экономических процессов. У нас в России больше половины населения живет в городах менее чем со 100 000 жителей. И большая часть просто выключена из экономики! Они там где-то собрали картошку, пенсию получили, и с точки зрения экономической активности от такого населения никакого толку.

И когда предлагают всерьез привлекать сюда население, выдавая какие-то гектары земли, я могу порекомендовать зайти и проверить: арендовать и купить землю сельхозназначения стоит копейки. И если ее сейчас можно взять почти бесплатно, почему же народ сюда не едет? Но если вы хотите просто вывести на рынок много земли и мотивировать людей включиться в экономический процесс, например заняться коммерцией, то тогда, да, это, наверное, сработает.

Владивосток