Биографическая выставка о Михаиле Булгакове вышла трагической и антисоветской

Выставка «Булгаков. Две биографии», открывшаяся в Новом Манеже, не может не быть трагической и антисоветской – тема не позволяет, биография. Вернее, оба объявленных в названии жизнеописания – писателя и драматурга Михаила Булгакова и его романа, ставшего частью великой русской литературы после смерти автора. Можно сказать, что никаких принципиальных открытий юбилейная, к 125-летию со дня рождения, выставка не сделала. Многое о писателе его верные поклонники и без ее посещения знают, но все равно не отрывают глаз от показанных документов, собранных из разных музейных и частных коллекций. И все собранное дает повод не раз ужаснуться выпавшим на долю Булгакова испытаниям.

Образцы абсурдности и ужасающей лексики советских канцеляризмов, а также повышенной бдительности бюрократических органов, надзирающих за писателем, не устают производить впечатление и через 90 лет. «Признать, что Главрепертком добился своей настойчивостью известного улучшения щекотливой по теме и трактовке пьесы Булгакова «Семья Турбиных», но что пьеса эта и сейчас является скользкой» – таков первый пункт протокола заседания коллегии Наркомпроса от 24 сентября 1926 г. под председательством т. Луначарского. Постановили: разрешить постановку во МХАТе в текущем сезоне, но запретить во всех других «театрах Республики». Почему-то, глядя на аккуратный машинописный экземпляр, представляешь пишмаш-барышню из булгаковской прозы.

Биография пьесы и автора в выписках из протоколов разворачивается дальше, вот уже ОГПУ «категорически возражает против ее постановки», и тут же письменное объяснение Булгакова на допросе в этом самом Особом государственном политическом управлении. А через несколько лет житейские следствия запретов – справка «для предоставления Фининспекции в том, что его пьесы: 1. «Дни Турбиных» 2. «Зойкина квартира» 3. «Багровый остров» 4. «Бег» запрещены к публичному исполнению».

Но, как нас научил Булгаков, рукописи не горят, и во второй части выставки можно увидеть письмо вдовы Булгакова 1958 г. театроведу Исааку Шнейдерману: «Итак, «Бег» поставлен в Москве... в клубе им. Дзержинского! Самая пылкая фантазия, даже булгаковская фантазия, не могла бы себе представить этого. Чего же тогда стоит вся травля газетная 20-х годов?» Дальше Елена Сергеевна предполагает, что травля эта была спровоцирована завистниками драматургами, боящимися конкуренции. В первом разделе выставки можно найти этому подтверждения.

Выставка, несмотря на ужасающие документы, построена максимально развлекательно, чему, конечно, помогают цитаты из произведений Булгакова. Представлены и рукописи, и ранние публикации в пожухлых от времени газетах и журналах. В этом разделе есть вызывающее полное понимание каждого пишущего письмо секретаря «Недр» П. Н. Зайцева к пишущему «Роковые яйца» Булгакову: «Садитесь, пишите и заканчивайте! Что за стыд! Бальзак мог в один присест написать целый роман в 8–10 листов, а Вы не можете закончить повесть в три л».

Очень подробно в разделе о театре рассказано о всех булгаковских пьесах. Особенно симпатичен раздел, оформленный в стиле мхатовского фойе, где дружеские шаржи Бориса Ливанова на прототипов героев «Театрального романа» соседствуют с их фотографиями. В разделе биографий произведений много эффектного, есть хорошие работы художников, а фильмы-экранизации показывают на прозрачных экранах. Но и здесь побеждают документы – самиздатовские копии уже выпущенных книг, которые в советские времена было не достать.

До 9 января