Николай Буйнов: «Не давали себя шантажировать, поэтому и выжили»

Иркутскую нефтяную компанию (ИНК) еще недавно мало кто знал – региональный производитель нефти где-то в бескрайней Сибири. На слуху компания оказалась в этом году, когда ее основной владелец – председатель совета директоров Николай Буйнов вошел в мировой список Forbes с состоянием $1,7 млрд. В российском рейтинге он занял 51-ю строку, обойдя владельца Русской медной компании Игоря Алтушкина. Но к новому статусу Буйнов отнесся настороженно: на интервью согласился не сразу, поговорить с бизнесменом удалось только на промысле, когда состоялся запуск в пробную эксплуатацию открытого в 2012 г. Ичёдинского месторождения нефти (Усть-Кутский р-н Иркутской обл.).

За 15 лет с момента создания ИНК открыла семь месторождений. И Буйнов гордится этим. «ИНК – специалисты по Восточной Сибири», – подчеркивает он.

Первые деньги Буйнов заработал здесь же, на севере Иркутской области. Сын строителя БАМа, окончив учебу в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта, приехал по распределению на Север. Но вместо того чтобы работать на дядю, занялся собственным бизнесом. Сначала организовал лесоперерабатывающее предприятие, а в 1995 г. вместе с отцом Михаилом Буйновым создал Бодайбинскую энергетическую компанию, которая поставляла ГСМ золотодобытчикам на севере Иркутской области, а впоследствии наладила поставки ГСМ для предприятий «Алросы» в Якутии, золотодобытчиков Красноярского и Хабаровского краев. В 1997 г. годовой оборот Бодайбинской компании достиг $25 млн.

Идея создать нефтедобывающую компанию появилась в 1997 г. после того, как Николай Буйнов познакомился с главным геологом Преображенской экспедиции «Востсибнефтегазгеологии» (ВСНГГ) Борисом Синявским и ведущим юристом ВСНГГ Мариной Седых. Было создано ООО «Нефтяная компания «Данилово», которое получило лицензию на небольшое месторождение, открытое экспедицией далеко на севере области еще 20 лет назад. Для формирования нового бизнеса Бодайбинская компания зарегистрировала «дочку» – «Эст-юре». Через несколько лет, в 1999 г., эта структура приобрела у администрации Усть-Кутского района ОАО «УстьКутнефтегаз», владельца лицензии на Ярактинское и Марковское месторождения. Условием было погашение долгов по зарплате и налогам. Эти активы и стали основными для новой структуры – ИНК. Свидетельство о регистрации ИНК получила 27 ноября 2000 г. С тех пор Буйнов – бессменный председатель совета директоров компании, Седых все эти годы занимает пост генерального директора.

Ошеломляющий рост добычи – в 130 раз с момента основания – результат разработки существующих месторождений и поиска новых. В 2011 г. компания подключилась к трубопроводу Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО). Всего ИНК инвестировала в строительство инфраструктуры и развитие месторождений более 100 млрд руб. После запуска Ичёдинского месторождения план по добыче на 2016 г. – 7 млн т, рассказывает Буйнов. О более долгосрочных планах он говорить не хочет: «Ведем много геолого-разведочных работ, поэтому планы постоянно меняются. В конце года озвучим планы по добыче на 2017 г.».

Буйнов вообще немногословен. На вопросы отвечает осторожно и вдумчиво. Говорит, что из всех нефтяных компаний России больше всего ему импонирует «Сургутнефтегаз». Партнеров для компании бизнесмен выбирает тщательно. В числе совладельцев ИНК – инвесторы мирового уровня: ЕБРР и Goldman Sachs. Ичёдинское месторождение открыла «дочка» ИНК, там партнеры российской компании – японские JOGMEC, Itochu Corporation и Inpex Corporation. Но бурный рост и успешность имеют обратную сторону: компания превратилась в привлекательный актив для поглощения более крупными игроками. ИНК создавалась не для продажи, отрезал Буйнов и оставил вопрос, готов ли он ее продать, без ответа.

– Это я не комментирую. Мне это не интересно.

– Не интересно и не интересно.

– Это давно было. Я заработал первый миллион долларов в 27 лет.

– Ничем особенным. Мы нефтепродуктами занимались: покупали, продавали. У нас была Бодайбинская энергетическая компания, поставляла ГСМ для золотодобытчиков в Иркутской области, Якутии. К концу 1990-х гг. посредники стали уходить с рынка. Мы решили добывать нефть. Была создана «Эст-юре», «дочка» Бодайбинской компании. С нами начинали мой отец [Михаил Буйнов], Борис Синявский [тогда – руководитель одного из подразделений «Востсибнефтегазгеологии»], Марина Владимировна [Седых, сейчас – гендиректор и совладелец ИНК]. Мы получили первую лицензию – на Даниловское месторождение. В 2000 г. появилась ИНК.

– Когда мы начинали с Мариной Владимировной 15 лет назад этот бизнес, инфраструктуры здесь не было никакой, никаких дорог, нефть была по $20 за баррель. Мы бизнес-планов не просчитывали, просто верили, что получится.

– Мы работали и работали. Трудностей было очень много, не знаю, какие были больше, какие – меньше. Не было инфраструктуры – нужно было ее построить. Мы строили нефтепровод, чтобы обеспечить круглогодичную добычу на Ярактинском месторождении. Не было денег – нужно было их заработать. Мы росли постоянно и очень быстро, просто до сих пор не было заметно.

«Волков бояться – в лес не ходить»

– Не хотелось бы загадывать. Мы специалисты в Восточной Сибири, одни из лучших. И стараемся специализацию не менять: мы ничего не понимаем в Западной Сибири, а здесь знаем все и этим пользуемся.

– Знаете, у нас не было изначально цели создать компанию определенной стоимости, на продажу. Мы зарабатываем деньги старомодным способом – мы их просто зарабатываем.

– IPO – это самые дорогие деньги для компании. В этом нет никакого смысла. А сегодня это немного абстракция – ситуация намного хуже, чем во время кризиса 2008–2009 гг.

– Компании – нет. А аукционы – всегда смотрим, что интересно.

– Не хочу это комментировать. Не интересно – и все. Мы такие – во многом с психологией «Сургутнефтегаза» схожи.

– Нет, кубышку не копим. Развиваемся. У нас все свое – сервисы, буровые. Ничего же не было, когда мы начинали, пришлось создавать. Мы не копируем стратегию компании «Сургутнефтегаз», конечно. С уважением к ней относимся, она нам больше всех импонирует среди других российских нефтяных компаний.

– Может, найдем что-нибудь (улыбается).

– Волков бояться – в лес не ходить.

Закон выживания

– Нет, никаких предложений от Эдуарда Юрьевича [Худайнатова] не было.

– Всех напугал, не только нефтяную отрасль – весь российский бизнес. Но что сделаешь? Что будет, то будет. Мы работаем с Мариной Владимировной уже не только за деньги, но и за идею тоже.

– Мы не знаем, как будет. Мы говорили неоднократно: пока мы эффективны, мы полезны. Лес здоровый, когда он разношерстный. Нужен здоровый климат для всех. Мы ведь ни у кого ничего не просим – сами даем.

– Марина Владимировна научила нас когда-то соблюдать закон. Ее девиз – «Не давать себя шантажировать». Поэтому вот и выжили. Если соблюдаешь закон, не так просто к чему-то придраться.

«Это как в лесу: одна сосна упала – и все повалились»

– Мы достаточно рентабельны. Стараемся быть эффективными. Думаю, Россия может спорить с Саудовской Аравией по эффективности.

– Да, однозначно.

– Пока не считали, потому что нет конкретных решений. Мы тоже думаем, как и вся отрасль, и Минэнерго, что выручку облагать [налогом] неправильно. Нужно облагать прибыль – какую-то часть, чтобы компании были заинтересованы эту прибыль получать.

– Да. У нас есть льгота по НДПИ, но она заканчивается в 2017 г. для нескольких месторождений. И формально у нас нет права ее продлить.

– Никаких. Мы очень благодарны «Транснефти». Мы считаем, что это мировой образец того, как должна быть построена работа. Конечно, это транспортная монополия и цены фиксируются государством. Но понятно, как растет цена [транспортировки], и наша задача – просто сдавать нефть. Мы были бы счастливы, если бы дело так же обстояло с газом.

– Мы поставляем все, что требуют российские дальневосточные НПЗ, на Хабаровский НПЗ, например увеличили отгрузку. У нас около 40% остается на экспорт. Проблем с отгрузкой нет.

– Мы согласны на любые правила, но с нами никто ничего не обсуждал. Газа в Восточной Сибири много – его добычу надо развивать. Если дать какой-то толчок, будет более устойчивая система. Это как в лесу: когда только одни строевые сосны, одна сосна упала – и все повалились. А когда есть подрастающие деревья, кустарники – такая экосистема более надежна. Мне кажется, когда будет много поставщиков в «Силу Сибири», система станет более надежной, но мы ни с кем не спорим, не ругаемся. Просто нам так кажется. Газ есть, и, если мы не знаем, куда его девать, это же не очень нормально.

– «Сила Сибири» строится двумя очередями: сначала – от Чаяндинского месторождения в Якутии, потом до Чаянды труба будет построена от Ковыктинского месторождения. Первая очередь Иркутской области не касается. И еще до принятия решения о «Силе Сибири» мы решили строить свой проект на базе Ярактинского нефтегазоконденсатного месторождения в Иркутской области, и он как раз направлен на то, чтобы увеличить коэффициент извлечения газового конденсата, перерабатывать газ здесь, на месте, – такая философия проекта. Что касается наших якутских месторождений – они как раз рядом с Чаяндой, и мы, конечно, были бы заинтересованы в поставках газа. «Газпром» – великая компания, и она делает большую работу, на которую никто не способен в России. Мы не требуем права экспортировать газ, но мы хотели бы иметь возможность транспортировать его по разумным ценам по этой трубе.

– Для конечной продукции, которую мы собираемся выпускать, – полиэтилена – это будет уже не так дорого, как для продуктов промежуточной переработки – метанола или еще чего-нибудь в этом роде.

– К этой ситуации я очень спокойно отношусь: кто-то не сумеет выдержать конкуренции. Надо как-то так строить, чтобы выжить, – это закон рынка. Полиэтилен – это, по сути, commodities, и я не сказал бы, что его так сложно продать.

– На газохимический – да, заемные деньги потребуются. На газовый [газоразделение] – нет. У нас есть открытые кредитные линии. Этого хватит. А по газохимическому комплексу – когда будет инвестрешение, будет понятно, что с этим делать. Конечно, ищем кого-то в партнеры. Но партнеров тоже ищем аккуратно. Все наши партнеры – они понятные и ясные: ЕБРР, Goldman Sachs, JOGMEC, Itochu, Inpex. Стараемся найти такого же понятного мирового партнера.

«Не мешайте – мы заплатим больше»

– Нет. Ничего такого не было. В 2013 г. после пяти лет владения они продали часть пакета (3,75%. – «Ведомости») Goldman Sachs, часть оставили у себя. ЕБРР нам много дал и как институциональный инвестор, много принесли нам его представители в совете директоров. Мы им очень благодарны.

– А зачем? Как только мы уйдем из Восточной Сибири, станем больше, наверное, тогда это будет иметь смысл. Хотя есть проблемы с привлечением персонала в Иркутск – это правда. Мы в Иркутске сегодня рынок аренды квартир, наверное, очень сильно подняли (смеется). Потому что специалисты у нас со всего мира. Сейчас ведь сложная ситуация и русские ребята возвращаются. Из Катара, Норвегии, США – везде непросто. Стараемся их привлекать. У нас и своя школа уже за столько лет сформировалась, конечно. Меняются подходы к оборудованию, к эксплуатации – мы ведь переходим в midstream из upstream. Но много всего, чего мы еще не умеем делать, поэтому стараемся привлекать людей.

– Знаете, мы марксистско-ленинскую философию проходили: жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. У нас подход очень простой – мы здесь живем, мы любим эту землю. Работаем и стремимся здесь изменить жизнь к лучшему. В большинстве случаев те, кто с нами работает, это видят и в конце концов нас поддерживают. Мы в это верим – нравится это кому-то или нет. Мы с Мариной Владимировной родом из Восточной Сибири. Конечно, весь мир повидали и можем жить где угодно, но пока хотим жить здесь и что-то здесь менять. В большинстве случаев, если ты открыто разговариваешь, люди стараются тебя поддержать. Вне зависимости от того, что происходит в политике. До сих пор так было. Хочется надеяться, что так будет и дальше. Мы формируем 7% доходов бюджета Иркутской области. Но этими 7% не влияем ни на кого; мы просто говорим: не мешайте – мы заплатим больше. Если нам помочь, мы еще больше принесем.

– Да. Мы стараемся это как-то донести.

– Считаем, что удалось.

– Конечно, сейчас я опытнее. Но не могу ответить – слишком гипотетический вопрос.

– Пока мы здесь работаем. У нас здесь внутри очень много отраслей.

– Думаю, они бы не хотели. Здесь нужно быть в определенной степени фанатиком.