Борис Титов: «Когда денег становится меньше, желание убрать конкурентов резко возрастает»

Бизнес-омбудсмен считает, что пандемия заставила государство заметить предпринимателей и простимулировала грязные методы конкурентной борьбы
Бизнес-омбудсмен Борис Титов/ Евгений Разумный / Ведомости

Пандемия обострила все проблемы малого и среднего бизнеса: на фоне снижающихся доходов потребителей и спроса платежи по кредитам, штрафы проверяющих и налоги сразу стали чрезмерными. Бизнес смог донести свою позицию: компаниям предоставили льготные кредиты, был введен мораторий на проверки, а также снижены или отсрочены налоги. Но это на время. Если государство свернет эти меры, большинство малых предприятий уже в начале 2021 г. вынуждены будут закрыться, считает бизнес-омбудсмен Борис Титов.

– Столько внимания частному бизнесу, как в этом году, государство не уделяло никогда. Получается, в этом смысле пандемия пошла ему на пользу? Изменила отношение государства к бизнесу?

– В определенном смысле – да. Во-первых, чиновники поняли, что бизнес – это поставщик рабочих мест и что, несмотря на невысокую долю в ВВП, малый и средний бизнес трудоустраивает большое число людей, снижая таким образом социальную напряженность. Во-вторых, стало очевидно, что административный и фискальный гнет не дает бизнесу развиваться. Поэтому решения правительства сконцентрировались на трех направлениях: на поддержку занятости были нацелены субсидии и льготные кредиты, на снятие административного давления – моратории на проверки, на ограничение финансового давления – освобождение от налогов за II квартал и снижение страховых взносов до 15% с части зарплаты, превышающей МРОТ. Как результат, в этом году количество проверок компаний снизилось примерно вдвое. По объемам штрафов пока статистики нет – основные штрафы налагаются за нарушения санитарных норм, но в целом контрольные органы пытаются проявлять разумный подход. Как правило, если нарушение фиксируется впервые, проверяющие ограничиваются предупреждением, зато злостных нарушителей штрафуют серьезно. Ясно, что есть отличия по регионам, но в среднем давление государства на бизнес пока можно оценить как умеренное. А в ответ на снижение страховых взносов бизнес стал показывать новые, более высокие зарплаты – раньше, видимо, они были в тени.

– Кстати, есть представление о том, какая доля малого бизнеса сегодня в тени, а какая работает официально?

– По нашим данным, в малом бизнесе официально занято 19 млн человек, а 9 млн все еще прячутся от государства. Это много.

Антикризисные меры

– Как бизнес себя чувствовал в первую волну пандемии, когда был локдаун, но была оказана господдержка, и как чувствует себя сейчас, когда ни того ни другого нет, но и спрос резко снизился?

– Малый и средний бизнес чувствует себя напряженно, баланс очень шаткий. Удар по спросу нанесен несомненный и очень значимый. Дело даже не столько в ограничении работы определенных отраслей, как это было весной или как это местами происходит сейчас, например, в Санкт-Петербурге. Просто люди экономят деньги, потому что не знают, что будет завтра, и сокращение спроса отражается на всех. Господдержка, несомненно, сыграла свою роль. Однако сейчас для бизнеса уже наступает время исполнять отложенные обязательства. А условия работы более благоприятными отнюдь не стали. И, разумеется, бизнес нервничает.

Последний из наших регулярных опросов бизнеса мы проводили в ноябре. Опросили 5700 компаний во всех регионах страны. Ответы такие: около 13% предприятий не испытывали проблем, 3% бизнес закрыли. У остальных 84% выручка снизилась в разной степени – у пятой части, например, упала в 4 раза и более.

– Вы призывали продлить меры поддержки бизнеса, которые были предоставлены во время первой волны, – кредитные каникулы, например. Что ответило правительство?

– В какой-то мере правительство прислушалось. Например, продлен мораторий на банкротства на три месяца, банкам даны рекомендации продлить кредитные каникулы. Началась работа над изменениями правил подтверждения численности сотрудников для получения льготных кредитов под 2%, хотя здесь еще не все проблемы решены. Есть позитивные сдвиги по реестру МСП – обновление теперь будет каждый месяц. Однако не приняты ключевые решения, которые, на наш взгляд, необходимы, Например, о продлении субсидий на зарплату для предприятий, которые простаивали после июня по решению региональных властей. Или о смягчении условий льготных кредитов: бизнес предлагает проводить полное списание долга при сохранении занятости на уровне 80% и половину суммы кредита – при 70% (сейчас 90 и 80% соответственно. – «Ведомости»). Также важной мерой было бы освобождение всего пострадавшего бизнеса от налогов за 2020 г. или полная амнистия для МСП по налоговой задолженности, образовавшейся до 1 ноября 2020 г., и запрет на повышение кадастровой стоимости объектов недвижимости, находящихся в собственности компаний, выше уровня 2019 г. Наконец, мы предлагаем установить переходные ставки УСН для тех, кто раньше использовал ЕНВД: на 1–3 года – в размере 3% для тех компаний, которые используют схему налогообложения доходов, и 7,5% – для тех, кто облагается налогом по схеме «доходы минус расходы». Многие регионы так и поступили, и перенос этой практики на федеральный уровень здорово поддержал бы бизнес. Но, похоже, бюджетные ограничения сказались на решениях правительства – дальше тратить резервы или расширять денежную массу государство посчитало опасным для экономики в целом.

– По вашей оценке, что бизнесу сейчас помогло бы больше всего? Поддержка спроса, дешевые кредиты, что-то еще?

– Главное – чтобы не было новых локдаунов. Ситуация в Санкт-Петербурге с закрытием ресторанов наглядно показала, что бизнес этого больше не выдержит. Плохо то, что диалога с администрацией города нет. Первые лица государства понимают, что с малым бизнесом надо считаться, но на местах на предпринимателей часто не обращают внимания. Местные чиновники не воспринимают их как значимых налогоплательщиков, «полезных» для региона и страны в целом, и редко к ним прислушиваются. Локдаунов быть не должно, но соблюдение безопасности необходимо, поэтому мы призываем бизнес способствовать соблюдению санитарных правил. Что касается других мер, то поддержка спроса показала себя очень хорошо – повторение субсидий для семей с детьми или что-то подобное хорошо поддержало бы бизнес. Также нужно решить проблему с банкротствами – они должны быть нацелены на сохранение предприятий, а не на разрушение.

А в целом надо опять пересматривать подход к МСП в России. Думать о единой, понятной налоговой системе, используя опыт Европы, США, Китая. Нужно менять политику в отношении льготных кредитов – делать специальные условия для приоритетных направлений, кластерных инициатив. Просто кредиты, да еще и с высокими залогами, не развивают бизнес в приоритетных направлениях – экономике простых вещей, высоких технологиях, промышленности. Должна работать, как положено, регуляторная гильотина, изменения законов о контроле и надзоре. На практике должен использоваться риск-ориентированный подход, вместо постоянных проверок должны использоваться другие формы контроля, а лучше вообще наложить максимально возможный мораторий на проверки навсегда. Наконец, надо внедрять практику настоящего проектного финансирования, когда банки берут на себя гораздо большую степень риска по кредитуемым или финансируемым проектам.

Борис Титов

бизнес-омбудсмен
Родился в 1960 г. в Москве. 1983 г. – окончил факультет международных экономических отношений МГИМО по специальности «экономист-международник»
1991
совместно с партнерами создал инвестиционно-торговую группу SVL Group
2002
избран членом бюро правления и вице-президентом РСПП
2004
председатель общественной организации «Деловая Россия», объединяющей представителей несырьевого частного бизнеса России
2006
SVL Group приобрела 58% ОАО «Абрау-Дюрсо»
2017
назначен уполномоченным при президенте РФ по защите прав предпринимателей
– Сколько предпринимателей обратилось к вам как к омбудсмену за помощью в этом году и с какими именно проблемами?

– Всего к концу года будет более 3000 обращений. Основная доля обращений, конечно, связана с COVID-19 – более 1000 обращений по этой теме. Сначала по ограничениям, потом по мерам поддержки, затем уже по корректировке тех мер поддержки, которые были приняты. Мы стараемся помогать и в конкретных случаях, но гораздо важнее системная работа – решение одной системной проблемы помогает не одному, а сразу тысячам предпринимателей. В целом в этом году мы более 150 предложений сделали в правительство по мерам поддержки бизнеса в условиях пандемии, и, надо сказать, власти на многое отреагировали. Еще 675 обращений было связано с уголовными преследованиями. Одно из ключевых решений по этой части – изменение меры пресечения Майклу Калви.

Остальные обращения касаются административных вопросов. Наверное, самый важный кейс в этом плане – решение судов по таможенным делам по ввозу деревообрабатывающего оборудования. Пока выигрываем дела на общую сумму 3,3 млрд руб. Государство само дало ввезти деревообрабатывающие станки с нулевой пошлиной, а потом решило пошлину вновь ввести задним числом – это несправедливо. Плюс нам удалось добиться снятия многих ограничений в регионах, обеспечить принятие региональных мер поддержки. Как всегда, помогаем заявителям в налоговых вопросах, в возвращении денег по госконтрактам – в этом году только центральный аппарат омбудсмена вместе с прокуратурой помогли вернуть десяткам предпринимателей деньги по госконтрактам, на региональном уровне таких примеров еще больше.

Новые проблемы

– Что скажете про «лондонский список Титова»? Пополняется он новыми людьми? Многие еще хотят вернуться на родину – особенно после инцидента с Дмитрием Зотовым?

– Я бы инцидент с Зотовым вообще не переоценивал. Думаю, те, кто попытался вмешаться в ход событий, сами об этом сейчас сильно жалеют, будучи в СИЗО. Ну а если конкретно отвечать на ваш вопрос, то в целом к нам поступило 128 обращений от находящихся за рубежом предпринимателей. Но возвращение идет менее активно, чем могло бы. Вернулись в Россию 12 человек, еще пять ожидают решения правоохранительных органов. К сожалению, нередко следственные органы отказываются изменять меру пресечения, даже если такую возможность видит прокуратура. Именно поэтому мы недавно предложили выработать механизм работы по «лондонскому списку» в рамках межведомственной рабочей группы с участием представителей всех силовых ведомств – Генеральной прокуратуры, Следственного департамента МВД, ФСБ, Следственного комитета РФ (СКР). Уверен, что, несмотря на сложности, эту работу надо продолжать. Это наши люди, они хотят вернуться, участвовать в следственных действиях, сотрудничать со следствием, доказывать свою правоту в суде. Но не хотят в ходе следствия сидеть в тюрьме.

– Вы говорили, что подавляющее большинство уголовных дел против предпринимателей связано с внутрикорпоративными разборками или с ложными доносами недобросовестных конкурентов. Пандемия изменила эту статистику?

– Мы каждый год включаем в доклад президенту результаты соцопросов. Один из них проводился среди предпринимателей, испытавших на себе уголовное преследование, и 38% из них действительно назвали причиной возбуждения большинства дел конфликт с другим предпринимателем. Но еще больше, 41%, – личный интерес сотрудников правоохранительных органов и иных органов исполнительной власти. Другой опрос, проведенный уже среди самих юристов – адвокатов, прокуроров, правозащитников, ученых, – показал, что более 40% из них считают, что уголовные дела используются для создания переговорной позиции и как инструмент получения доказательств и информации в корпоративных и хозяйственных спорах. Почти 50% полагают, что уголовное дело используется как способ давления на предпринимателей и устранения конкурентов. Проблема решения споров между партнерами и конкурентами с привлечением следственных органов продолжает оставаться актуальной. Огромное значение здесь имеет правоприменительная практика. В частности, расширительное толкование концепции автономности юридического лица позволяет новому собственнику предприятия привлечь к уголовной ответственности прежнего собственника или руководителя компании за те действия, которые он совершал в период осуществления своих полномочий и в рамках этих полномочий. Было бы очень полезно, если бы Верховный суд обозначил рамки для переоценки экономической целесообразности управленческих решений, принятых прежними собственниками и руководителями, по инициативе новых собственников.

– Директор одной IT-компании сказал: мы не хотим расти и становиться заметными, потому что иначе у нас отнимут бизнес. Насколько реальны сейчас эти опасения?

– Однозначного ответа тут, конечно, нет. Можно лишь отметить две тенденции. Первая – повышенная степень опасности для предпринимателей, участвующих в государственных закупках, в исполнении государственного заказа. Наш центр общественных процедур «Бизнес против коррупции», в который входят известные юристы, рассмотрел немало подобных дел. Как правило, они крайне сложны для тех, кто становится их фигурантами. Ярчайший пример – дело основателя компании «Т-платформы» Всеволода Опанасенко, обвиняемого в мошенничестве. Следствие посчитало, что государству был приченен ущерб в размере 357 млн руб. в результате сделки по поставке компанией Опанасенко компьютерного оборудования для проведения экзаменов в ГИБДД. По версии СКР, процессоры не отвечали необходимым требованиям. И это при том, что технические требования были выработаны после заключения контрактов. Чаще всего такие дела инициируются в отношении честных предпринимателей, которые не практикуют коррупционные схемы, другими словами, не дают взятки и откаты. «Обиженные» конкуренты, которым якобы перешли дорогу, и контрагенты пытаются инициировать уголовные дела даже по старым контрактам. Например, к нам обратился предприниматель, которого РЖД обвиняла в хищениях по контракту 2012 г.

Вторая тенденция – все чаще наблюдающееся стремление банков урегулировать отношения со своими заемщиками в рамках не гражданского, а уголовного законодательства. Банки ведут себя очень агрессивно: если заемщик не может платить по кредиту, хотя до этого исправно вносил платежи, они не пытаются с ним договориться, не дают возможность самому продать имущество и расплатиться, а подают в суд, обвиняют в мошенничестве, за что полагается уголовное наказание, дожидаются ареста и отбирают все. При этом суд не вникает в то, что основной признак мошенничества – злой умысел, а большинство сегодняшних неплательщиков брали кредит не для того, чтобы по нему не платить. То есть умысла не было.

Однако подавляющее большинство дел – это попытка рейдерских захватов конкурентами. Вот несколько примеров. Обращаются застройщики торговых площадей – мол, конкуренты через гражданских активистов и суды по надуманным поводам нашу стройку приостановили. Стали разбираться – действительно. Удалось помочь стройку восстановить. Через три года обращение от других застройщиков из того же региона – конкуренты через гражданских активистов и контрольно-надзорные органы запустили серию проверок в отношении компании. Разбираемся – действительно. А потом узнаем: это все те же деятели новую жертву себе наметили. Так что много нарушений прав бизнеса от самого же бизнеса. Другой случай: один предприниматель в четырех регионах столкнулся с 50 проверками своих компаний по разным поводам, потому что «друзья» под выдуманными именами понаписали на него писем. Удалось это остановить только через Генпрокуратуру, решения которой имеют надрегиональный характер. К тому же суды настроены на репрессивный лад и крайне редко выносят предпринимателям оправдательные приговоры. Одного из 116 человек оправдывает суд.

– В следующем году проблем у бизнеса будет больше? Уголовных дел прибавится?

– Несомненно. В сложной экономической ситуации, когда денег становится меньше, желание отобрать бизнес, убрать конкурентов резко возрастает. Так что год будет непростой.