Франческо Рикасоли: «Пить и дегустировать – это разные вещи»

Почти в каждом итальянском городе есть улица или площадь Рикасоли — они названы в честь Беттино Рикасоли, бывшего премьер-министра Италии, прозванного Железным бароном. Барон прославился не только как государственный деятель, но и как энолог — он одним из первых начал внедрять научные методы виноделия в родной Тоскане.

Однако его потомки оказались менее удачливы. Столетие спустя, в 60-е годы XX века, правнук Железного барона продал семейное хозяйство канадскому алкогольному гиганту Seagram's. После этого марка Barone Ricasoli еще несколько раз меняла владельца, в том числе побывала в составе крупнейшей винодельческой компании Австралии Hardy's. Но никто из сменявших друг друга владельцев не смог наладить бизнес, и в 1993 году Barone Ricasoli оказалась на грани банкротства. И тут в дело вмешался Франческо Рикасоли, 32-й барон Бролио. То, как он сумел исправить ошибку отца и вернуть контроль над семейным бизнесом, вполне позволяет назвать его Железным бароном II.

— Как я понимаю, компанию продал ваш отец.

— Да, это произошло в конце 1960-х — начале 1970-х годов, мне тогда было лет 14.

— Я читал, дело было в том, что никто в семье больше не интересовался виноделием.

— Нет, причина была не в этом. Ее пришлось продать из-за финансовых проблем. Мой отец изучал энологию и очень любил виноделие. Были реализованы винодельня и бренды, то есть собственно бизнес, но земля и замок не продавались никогда. В соответствии с соглашением с новым владельцем — компанией Seagram's — мой отец был обязан продавать вино, произведенное в Бролио, Seagram's, а она обязана была его покупать. В середине 1980-х годов Seagram's перепродала этот бизнес пулу британских инвесторов, потом его выкупили менеджеры, а затем владельцем бизнеса стала компания Hardy's. В конце 1980-х — начале 1990-х годов в экономике Италии вновь началось замедление.

У отца возникли еще и проблемы с виноградниками. А я был профессиональным рекламным фотографом, жил во Флоренции и путешествовал, но в 1990 году решил, что отцу надо помочь. В октябре 1990-го я переехал в Бролио и стал отвечать за виноградники. Но сначала нужно было разобраться, что это такое. Уговорил заняться виноградниками уже вышедшего на пенсию специалиста — я ему очень доверял. Параллельно учился и вникал в различные аспекты виноделия сам — на это ушел год. Мы сделали большие инвестиции в виноградники, но будущего они не имели: мы были обязаны продавать все вино оптом и не имели права создавать собственные бренды. И где-то в конце 1991 года я начал переговоры с австралийцами, чтобы пересмотреть условия соглашения. Переговоры ни к чему не привели, и я задумался: что же делать дальше? У компании было очень много долгов, и в 1992 году я предложил австралийцам выкупить ее за $1 , они это предложение отвергли.

— Но вы продолжали оставаться акционером винодельческой компании, у вас было 2 или 3%?

— Да. И после этого я, как миноритарный акционер, начал с австралийцами юридическую войну. В 1993 году они решили продать Casa Vinicola Ricasoli другой компании…

— Этой компанией была Zabov Moccia. Но вы умудрились реализовать свои права на первоочередной выкуп акций всего за час до истечения срока. Как вы успели?

— Австралийцы были обязаны уведомить меня о продаже акций, и им пришлось сделать это. Это был очень драматичный момент: нам пришлось в кратчайшие сроки готовить гарантийное письмо и т. д. Но перед тем как закрыть сделку, я заказал Due Diligence. Оказалось, что потери компании в 1992 году значительно больше, чем отражено в балансе. В соответствии с итальянским законодательством нам нужно было или рекапитализировать компанию — речь шла о миллиарде лир (около $1 млн), или же вводить процедуру защиты от кредиторов. Эта история очень подробно освещалась в прессе — профсоюзы были недовольны нашим возвращением.

— И как вы к этому отнеслись?

— Была реальность и были эмоции. Профсоюзы в тот момент были очень сильными, поэтому торжествовала демагогия: «Рикасоли — уроды, они хотят все закрыть». Но я достиг соглашения и с судом, и с кредиторами, и с профсоюзами, зарегистрировал новую компанию и начал работать. Рабочих я не увольнял — только прежнее руководство. И начал, по сути, с нуля: пригласил нового винодела, набрал новую команду, немедленно прекратил производство [марок] вина, которые не были прибыльными.

— Что было самое сложное в процессе создания новой компании: маркетинг, производство, люди?

— Все.

— Но вы профессиональный фотограф, даже не менеджер. Как вам удалось построить прибыльную компанию?

— Хорошее чувство здравого смысла плюс команда людей, которые заслуживают доверия. В 1993 году мы заключили соглашение с кредиторами. Новая компания, которую я создал, арендовала бизнес и наняла [прежних] рабочих. Мне повезло, в это время как раз закончился очередной экономический спад, и рынок начал расти. Мы работали достаточно хорошо, чтобы в течение трех лет расплатиться с кредиторами. По соглашению мы должны были заплатить им только 40% долга, но арбитражный судья обязал нас заплатить 80%. Но тогда кредиты стоили больше 10% [годовых]. Я понял, что у нас достаточно наличных, и предложил кредиторам: вы можете получить все сразу, но с дисконтом, или будете ждать. [Они согласились.] И я создал еще одну компанию и скупил все долги, которые висели на Barone Ricasoli. Это была рискованная операция, но все получилось. Таким образом, компания Barone Ricasoli расплатилась с долгами на год раньше, чем было запланировано, и уже в 1996-м начала работать в обычном режиме. В 1997 году мы арендовали винодельню моего отца, в 2002-м слили компании, владеющие виноградником и винодельней, в одну.

— Кто сейчас владелец компании?

— Контрольный пакет у меня. Мой отец ушел из жизни в 2009 году, недавно я выкупил долю своей сестры. Оборот компании — около 19 млн евро, мы «крупнейшая компания из самых маленьких». В прежние времена конкурировали с другими большими именами Тосканы, сегодня я даже не думаю про это.

— Почему вы поменяли стиль ваших вин?

— Это было необходимо. Бролио — это место, где действительно творилась история кьянти классико. И я хотел продемонстрировать, что Бролио по-прежнему может задавать тренды, но и соблюдать традиции XIX века, когда кьянти было создано моим предком. Надеюсь, что если мы будем достаточно хороши, то сможем войти в историю среди тех, кто заложил традиции XXI века. Сегодняшние вина отличаются от тех, что мы делали 20, 50 или 100 лет назад. И слава богу, что отличаются, потому что мы сами постоянно меняемся.

— Туристический бизнес вам интересен?

— И да, и нет. Мы принимаем людей, чтобы показать, кто мы такие. Я недавно купил микроавтобус, чтобы возить посетителей на виноградники. Но энотуризм нас не интересует: мы были первыми, кто его начал 50 лет назад, и первыми, кто его свернул. Сейчас все этим занимаются, но наш бизнес — делать вино.

Я всегда строил бизнес Barone Ricasoli, делая не слишком дорогое вино для тех, кто его по-настоящему любит. И я счастлив, особенно сейчас, когда правильное соотношение цены и качества приобретает все большее значение: раньше люди просто покупали бренды, теперь задумываются о соотношении. Вы можете выпить бутылку отличного вина, не потратив на него кучу денег.

Перед выставкой Vinitaly-2011 я провел слепую дегустацию со своими сейлз-менеджерами, нас было десять человек, в дегустации участвовали все великие имена Тосканы урожая 2007 года. Все выставляли оценки, потом мы открыли бутылки и начали обсуждать, в том числе соотношение цены и качества. В этой дегустации выиграло не наше вино, но наши заняли второе, третье и пятое места. Даже я был удивлен — победителем стало Luce 2007, а «вина-иконы» без лейблов оказались внизу.

— Ваше первое воспоминание о вине?

— Мне было лет шесть или семь, мы жили в замке — большой семьей, вместе с моими кузенами, кузинами… Я даже не пил вино — мне дали кусок тосканского хлеба с сахаром, [пропитанный] кьянти. Сейчас так уже никто не делает…

— А лучшее?

— [Сладкое] Vin Santo, когда я был молодой. Серьезные вина я стал пить много позже. Sassicaia 1985 года я никогда не забуду — великое вино!

— Сколько вина вы выпиваете в день?

— Пить и дегустировать — это разные вещи. Дегустируя, мы говорим. Когда я пью, я наслаждаюсь. Пью только во время еды. Если я на работе, то во время обеда не пью, за ужином — да.

— Ваша семья по-прежнему является акционером газеты La Nazione?

— Уже нет. Но мы участвовали в празднованиях 150-летия газеты в 2009 году, и у нас по-прежнему есть нулевой номер — даже у самой La Nazione его нет.

— Почти в каждом итальянском городе есть улица или площадь Рикасоли. Это помогает вам продавать вино или, напротив, мешает?

— (Смеется.) Улиц Рикасоли действительно много, но нам это не помогает. Хотя во время празднования 150-летия объединения Италии люди стали больше узнавать об истории страны, о Рикасоли. Но Рикасоли всегда хотели оставаться в стороне от политики.

— А у вас политические амбиции есть?

— Нет. Политика — это не моя профессия. Я идеалист, верю в долгосрочные проекты, а сегодняшняя политика не преследует долгосрочных целей. И в этом проблема.