Жан-Клод Бивер: "Мне всегда был более симпатичен предприниматель, чем корпоративный менеджер"

Жан-Клод Бивер – сегодня самый авторитетный человек в мировой часовой индустрии. Не самый влиятельный – в этом мире найдутся киты и покрупнее, – а именно авторитетный: после кончины Николаса Хайека-старшего (Swatch Group) и Рольфа Шнайдера (Ulysse Nardin) и отхода от дел Тьерри Стерна (Patek Philippe) вряд ли кто-то способен соперничать с харизмой Бивера. За его плечами работа в Audemars Piguet в кризисные, но славные для компании годы, когда АР выпустила революционную модель часов Royal Oak; возрождение брендов Blancpain и Omega; превращение малоизвестной марки Hublot в один из самых модных и востребованных часовых брендов. В этом году Бивер объявил, что слагает с себя полномочия генерального директора Hublot (этот пост он передал Рикардо Гвадалупе), но остается председателем правления компании. В интервью “Как потратить” Жан-Клод Бивер рассказывает, чем он будет заниматься в ближайшие восемь лет.

Во-первых, позвольте вас поздравить с тем, что вы покинули должность гендиректора Hublot, оставшись только председателем правления компании. Полагаю, теперь вы будете работать меньше?

Жан-Клод Бивер (Смеется.) Я хотел бы работать меньше – в этом и смысл перестановок. Получится ли, покажет время. На самом деле я уступил позицию гендиректора (но не титул) еще в середине 2010 г., и Рикардо работал без должности, а теперь получил должность. То есть в жизни компании особых перемен случиться не должно. Перемены должны случиться в моей жизни, потому что я теперь официально имею право не вникать в детали. Сейчас, когда кто-то отправляет электронное письмо на info@hublot.ch, оно приходит ко мне: я отвечаю на все мейлы. Надеюсь, теперь у меня появится больше времени для стратегических вещей: размышлений, встреч и путешествий.

Я верю, что жизнь предпринимателя делится на четыре четверти. Моя профессиональная жизнь началась в 1974 г. в компании Audemars Piguet, в которой я оставался до 1982 г. Эти восемь лет были моей “ученической” четвертью. С 1982 по 2012 гг. я работал в Swatch Group (Omega и Blancpain), а затем в Hublot. Это была моя 30-летняя “активная” четверть. В 2012 г. я объявил, что останусь предправления Hublot до 2018 г. – это будет четверть “передачи полномочий”. Если все пойдет нормально, через пять-шесть лет эта четверть закончится и настанет время последней ­– “ухода”. В 2020 г. я планирую покинуть компанию. То есть у меня есть еще семь-восемь лет, для того чтобы передать знания и подготовить свой уход.

Ни один предприниматель не должен забывать, что за активным периодом обязательно должен следовать период передачи знаний. Если его не будет, то что вы оставите другим людям в компании? Ничего.

А что вас держит в Hublot? Компанию вы продали, преемника нашли, почему не заняться новым брендом – вы так уже делали, продав Blancpain?

Ж.-К. Б. Я не хочу быть претенциозным или заносчивым, но Hublot – это мое видение, это выражение моей страсти, это мои друзья, работающие тут. Если с ними произойдет ЧП, я сяду в машину и приеду. Плюс Hublot – это успех. И если для вас в одной компании соединились ваше видение, ваша страсть, ваши друзья и ваш успех – зачем уходить? Да, однажды мне придется уйти, но пока Hublot – это и мое будущее. И мой конец.

Hublot очень активен в качестве спонсора событий и спортивных состязаний. Вы помните все организации и мероприятия, спонсорами которых выступает бренд?

Ж.-К. Б. (Смеется.) Конечно, их у нас не так много: Alinghi, FIFA, UEFA, Manchester United, Formula 1, Ferrari, FC Bayern, Flamengo, [футболист] Диего Марадона и [баскетболист] Дуйэн Уэйд. Марадона и Уэйд сначала стали клиентами Hublot, а затем послами марки.

И кто к кому обращается – вы к ним или они к вам?

Ж.-К. Б. Я. За исключением Manchester United и Ferrari. Самым сложным спонсорским контрактом был первый – по Евро-2008. Мы купили Hublot в 2005 г., а уже на следующий год приступили к переговорам о спонсорстве. В 2006 г. Hublot был еще ничем. А контракт был очень большим – более 4 млн швейцарских франков. И когда мы начинали переговоры с UEFA и обещали заплатить им миллионы, мы были просто не в состоянии сделать это: оборот Hublot в 2005 г. составлял всего 32 млн франков, в 2006 г. мы рассчитывали достичь 40 млн. И я пошел ва-банк: “Сейчас мы не сможем заплатить, но в 2008 г., когда наш оборот будет значительно выше, мы заплатим”. Переговоры мы начинали, еще когда президентом UEFA был Леннарт Юханссон, а объявили о том, что Hublot – спонсор Евро-2008, когда президентом стал Мишель Платини.

А самые сложные переговоры были с Ferrari, занявшие девять месяцев. Они пришли к нам, чтобы мы сделали часы для Ferrari. Но я сказал, что не хочу просто ставить их логотип на часы, а хочу получить доступ в мир Ferrari, ко всему, что они делают и в чем участвуют, включая гонки Formula 1. Сначала они отказали, но постепенно начали “сдавать” один сегмент за другим. Последним оставалась Formula 1. Я сказал: “Нет рекламного места на машине – дайте мне место в паддоке”. И мы получили и F1.

Эрнесто Бертарелли рассказал мне, как вы познакомились и Hublot стал спонсором его яхты Alinghi. Расскажите, пожалуйста, свою версию.

Ж.-К. Б. Бертарелли пригласил меня на кофе, и оказалось, что через час начинается презентация его новой яхты Alinghi. Когда я ее увидел, то был впечатлен не только самой яхтой, но и тем, что на ней не было никаких логотипов – только Swiss Made (по правилам America’s Cup яхта должна быть изготовлена в стране, которую она представляет). И я сказал: “Это позор для страны, если у вас не будет швейцарских спонсоров, поэтому я им буду”.

А когда вы подписали спонсорский контракт с Formula 1 – до того, как у Берни Экклстоуна отняли его часы Hublot или после?

Ж.-К. Б. Контракт мы подписали двумя годами раньше. Это была не моя идея – использовать это фото в рекламе, Берни сам прислал мне его. (Речь идет о фотографии избитого грабителями хозяина F1 Берни Экклстоуна, лишившегося своих часов Hublot. – Прим. ред.). Но мы не сильно эксплуатировали это фото – несколько раз поставили рекламу, и все.

А чья была идея использовать траву с газона стадиона Old Trafford на циферблате часов, посвященных футбольному клубу Manchester United?

Ж.-К. Б. [Главного тренера клуба] Сэра Алекса Фергюcона. Он сказал, что нужно сделать часы с чем-то реальным, со стадиона. Я спросил: “С чем именно?” Он ответил: “Возьмите траву”. Я спросил: “И как мы ее сможем использовать?” Но в конце концов решение нашлось. Эти часы поставляются с сертификатом, что в них – настоящая трава с Old Trafford.

А с отказом со стороны потенциальных партнеров вы когда-нибудь сталкивались?

Ж.-К. Б. Мы пробовали подписать соглашение с Хайди Клум вместо Вероники Варековой. Но с ее менеджером оказалось очень сложно вести дела. Мы пригласили ее на одно мероприятие, а ее менеджер сказал: “Она может быть там только с 20.00 до 21.45 и будет со своим стилистом, телохранителем и проч.”. Я ответил: “Подождите, но это ужин, а если он продлится до 22.15?” В результате мы так и не договорились, но по-прежнему хотим ее.

Что Hublot дало соглашение с компанией WISeKey, занимающейся обеспечением безопасности в Интернете?

Ж.-К. Б. Кучу информации (включает свой компьютер). Вот посмотрите: я могу видеть, какие модели в каких городах проданы сегодня с утра. Когда ритейлер продает часы, он должен активировать карту, которая активирует гарантию на часы, и вся информация попадает к нам. Таким образом, мы можем контролировать и товарные остатки. А покупатель получает 100%-ную гарантию, что он приобретает настоящие часы (у фальшивых карта не активируется), и доступ на hublotista, сайт для владельцев наших часов.

Часы Hublot очень популярны, на мой взгляд, даже слишком. Не опасаетесь ли вы, что из-за такой популярности марка может потерять эксклюзивность?

Ж.-К. Б. Да. Популярность – это ваш друг, поскольку она генерирует вам продажи, но она может быть и вашим врагом, поскольку она может убить эксклюзивность. То есть вы всегда должны отдавать себе отчет, на каком уровне вы находитесь и когда популярность может стать вашим врагом. Я полагаю, что те 30 000 часов, которые мы производим и продаем приблизительно в 50 странах мира, – это все еще немного: 600 часов на страну. То есть вы видите много мероприятий, которые организует и поддерживает Hublot, много нашей рекламы, но производим мы всего 30 000 часов в год – это меньше, чем Patek Philippe или Audemars Piguet. Это во-первых.

Во-вторых, если вы модны, но не создаете реального продукта, однажды ваша популярность обернется против вас. Нужно пользоваться своей популярностью, чтобы расти, но создавая продукт качественный и вызывающий доверие. И тогда на смену популярности придет уважение. Я верю, что наша популярность никогда не станет нашим врагом.

Сейчас в 37% часов, продаваемых под маркой Hublot, установлены ваши собственные механизмы. Какой пропорции между вашими и покупными механизмами вы хотите достичь в будущем?

Ж.-К. Б. 37% было в прошлом году, в этом будет больше. А в будущем хотим достичь 70%. Оставшиеся 30% (в штуках, не в деньгах) будут обычными механизмами. Потому что зачем нам делать замену механизма ETA, который отлично подходит для женской коллекции Tutti Frutti? Мы не сможем добиться лучшего качества (дополнительную финишную обработку мы делаем и сегодня). Тогда в чем будет наша добавочная стоимость? Мы, например, выпускаем 1500 кварцевых часов в год – зачем нам самим делать кварцевые механизмы? Мы покупаем их. Я уверен, что нам не стоит копировать такие механизмы, но следует разрабатывать собственные, где мы можем создать добавочную стоимость. Это то, что мы продемонстрировали в наших новых механизмах Unico, Ultra-Slim, Minute Repeater и т. д.

А сокращение поставок механизмов от Swatch Group вы ощущаете?

Ж.-К. Б. Нет, поскольку мы закупаем их в маленьких объемах и мы очень хорошие друзья со Swatch Group – нам они поставляют все, что нужно.

Я слышал высказывание одного очень уважаемого мастера, который делает прекрасные часы, что в его механизмах одно колесо баланса стоит дороже, чем весь механизм часов Hublot, а розничная цена часов сопоставима. Как вы это прокомментируете?

Ж.-К. Б. Ревность – это свидетельство успеха. Когда мои дети приходят из школы и говорят: “У нас новый учитель, он такой хороший!”, мне это не нравится. Я предпочитаю, чтобы они говорили: “Он такой плохой, дает такие сложные задания!” – в этом случае я могу быть уверен, что у них хороший учитель. Швейцарская часовая индустрия – очень маленький мир, около 50 человек. Так что чем больше нас будут ненавидеть и ревновать, значит, тем большего успеха мы будем добиваться. (Смеется.)

Вы сказали про 50 человек, а мой список из пяти человек, оказавших наибольшее влияние на современную часовую индустрию, выглядит так (в алфавитном порядке): вы, Гюнтер Блюмляйн, Тьерри Стерн, Николас Хайек-старший и Рольф Шнайдер. Хотели бы вы добавить кого-нибудь в этот список или, напротив, вычеркнуть из него?

Ж.-К. Б. Я бы хотел добавить Пьера-Алена Блюма, который руководил Ebel в 1980-х и начале 1990-х гг. – в те годы это была очень большая марка. Пьер-Ален создал часовую индустрию Cartier: в конце 70-х – начале 80-х гг. Ebel делал все часы для Cartier – и корпуса, и механизмы. Деньги, которые он заработал, выполняя заказы Cartier, Блюм вложил в свой собственный бренд – Ebel. Ebel стал очень популярным.

Еще я хотел бы добавить Алена Доминика Перрэна, который сделал Must de Cartier, – полагаю, без него Richemont Group не существовала бы.

А также Жоржа Голэ, который был генеральным директором и председателем правления Audemars Piguet в 1970-х гг., – он сделал Royal Oak. Представьте себе, какая была нужна смелость, чтобы в 1972 г. выпустить стальные часы [по цене золотых] – в то время когда все были уверены, что дорогие механические часы должны быть только в золотом либо в платиновом корпусе! И у тех часов были винты на корпусе – когда опять-таки все были уверены, что технические элементы должны быть скрыты от глаз. Тогда все думали – как китайцы сегодня, – что престижные часы должны быть в ультраплоском корпусе, с тремя стрелками… Но Голэ сказал: “Нет, и спортивные часы также могут быть престижными!” Сегодня молодые гендиректора часовых марок делают классические часы для китайцев, а мистер Голэ в 1972 г. был более авангарден, чем они сейчас. Без этих троих людей ваш список будет неполным.

(Смеется.) И что замечательно, я до сих пор жив и работаю. Филипп Стерн отошел от дел, а остальные уже мертвы.

Каково место бренда Hublot в холдинге LVMH и как различные часовые бренды, входящие в холдинг, взаимодействуют друг с другом?

Ж.-К. Б. Принцип LVHM – предоставлять брендам независимость, LVMH никогда не действует как группа. Я провел 20 лет в Swatch Group и знаю, что она действует как группа, и Richemont Group тоже: если вы ритейлер, они придут к вам и скажут: “Мы хотим Cartier здесь, Panerai – там, а IWC – там”. За те три года, что я работал с LVMH, я никогда не видел, чтобы они действовали как группа. Или никогда не просили меня действовать в группе.

В основном потому, что это не их стратегия – ведь это единственная группа, которая не концентрируется на часах.

У них так много разных сфер деятельности, что часто они не могут выступать как единая группа. Если у вас 26 часовых брендов, вы можете выступать как группа. Если только три – TAG Heuer, Zenith и Hublot, – как вы можете выступать как группа? Это как в футболе – вам нужна полноценная команда, чтобы выйти на поле и победить, трех игроков недостаточно, пусть они будут даже очень сильны.

Ну теперь у LVMH больше чем три часовых бренда – куплен Bulgari, да и Louis Vuitton все более и более активен в часовом бизнесе.

Ж.-К. Б. Bulgari – это все-таки ювелирная компания, хотя я знаю, что они делают часы. Часовое подразделение LVMH было создано еще до покупки Bulgari, тогда его возглавлял Филипп Паскаль, сейчас – мистер Трапани.

А вам когда-нибудь предлагали возглавить это часовое подразделение?

Ж.-К. Б. Я всегда говорил, что не хочу этого: если бы я хотел быть частью группы, я бы скорее предпочел остаться с Хайеком. Я сразу заявил господину Арно, что, купив Hublot, он может рассчитывать на мой опыт и мои советы, но не надо просить меня становиться частью группы, переехать в Париж и проч. У Хайека я был 12 лет членом группы и ушел, потому что захотел сделать свой маленький бренд. И если бы мне опять пришлось играть в группе, я бы предпочел вернуться в Swatch. (Смеется.)

Но я больше не хочу быть корпоративным человеком – я хочу вести себя как предприниматель. Мне всегда был более симпатичен предприниматель, пусть мелкий, с тремя пекарнями, чем корпоративный менеджер, пусть и из большой компании. Большинство корпоративных людей не вызывают у меня восторга: они получают деньги от группы и не представляют, каково это – зарабатывать их самому.