Большой театр ждет "Апокалипсиса"

Спектакль на тему Апокалипсиса – совместный проект Большого театра и Национального хореографического центра Экс-ан-Прованса, которым руководит Анжелен Прельжокаж.

– Хореографов, имеющих собственный коллектив, заманить на совершенно новую работу в чужую труппу практически нереально. Как Большому театру удалось вас соблазнить?

– Я приехал сюда полтора года назад для того, чтобы найти мальчиков совсем для другого проекта. Но когда увидел физическую культуру тела, которая у артистов Большого театра действительно особая, то подумал, что обидно делать с этими людьми что-то мелкое, вставку в уже существующую идею. Это был электрошок, он возбудил во мне желание работать с ними, воплотить в танце эмоции, которые испытываешь, глядя на них. Я начал думать, что такого особенного мог бы сделать для Большого театра и с Большим театром.

– Обычно что является толчком для создания спектакля?

– Решения иногда приходят интуитивно. Импульсы бывают совершенно разные: просто разговор с кем-то из друзей, взгляд на картину, часто к желанию сделать что-то новое меня подвигает чтение.

– Вы говорили, что ваша постановка для Opera National de Paris соответствует парижской труппе, а эксклюзив для New York City Ballet – баланчинским танцовщикам. Какие впечатления у вас от встреч с московскими артистами?

– Такое чувство, что здесь я встретил группу танцовщиков, которые готовы пробовать нечто новое. Мне кажется, что в этом и есть моя задача – предложить им нечто авантюрное, жизнь, совершенно не похожую на ту, что они проживают в Большом театре. В то же время мы с ними говорим на одном языке – на языке тела. Поэтому мы как кузены: у нас есть нечто общее и есть желание обогащать друг друга. Это как в старые времена, когда каждый путник приносил к огню то, что у него было, и между людьми происходил обмен.

– До вас Большой ни разу не приглашал хореографа, работающего с неклассической техникой. Предполагаете ли вы специальные тренинги для танцовщиков?

– Думаю, мы просто начнем работать над новым словарем. Я буду очень требовательным, буду просить, чтобы они полностью выполняли то, что задумано. И сама эта работа станет тренингом. Если ты очень требователен и просишь танцовщиков идти до конца, добиваясь того, что показываешь, то в какой-то момент они интегрируют себя в это новое. Поэтому из такого эксперимента они выходят измененными.

– Вы работаете в русле contemporary dance, но сотрудничали с крупнейшими балетными компаниями мира. Как считаете, где проходит водораздел между современным танцем и классическим?

– А есть граница между Леонардо и Пикассо? Я думаю, что Пикассо создавал новые произведения, все равно смотря назад. И не мог бы существовать, если бы в свое время не существовал Леонардо да Винчи. Просто история человечества – это определенный путь, при котором строительство идет на основании того, что ему предшествовало, – в гармонии ли, в борьбе. Многие творцы думают: «О, я сейчас все придумаю с нуля!» Мне кажется, что они ошибаются. Даже отрицая предшественников, они не могут не учитывать их существование, их опыт и творят, опираясь на это. Поэтому в истории танца очень плотная связь между тем, что происходит сегодня, и тем, что было сделано десятки и сотни лет назад, это звенья одной цепи.

– Вы начинали радикально, как авангардист, но ваши последние постановки демонстрируют синтез с классикой.

– Да, я был намного более минималистичным, когда начал ставить. Но я развиваюсь в сторону максимализма, потому что, когда занимаешься минимализмом, становишься просто маньяком. В конечном итоге современность произведения – не в базовом материале, а именно в том, как ты его артикулируешь, собираешь в новый язык. Ролан Барт говорит: «Я давно отказался от идеи быть современным». Это значит, когда-то он все-таки был современным, но сейчас он продвинулся дальше. Может быть, я сейчас нахожусь в таком же состоянии: не думаю о том, хочу ли я быть современным или нет. Я хочу овладеть той свободой творчества, которая позволяет выйти за рамки всего этого.