Кино о том, как избавить женщину от страха перед родами

В одном из предыдущих фильмов Наоми Кавасе «Лес скорби» (Гран-при в Каннах) молодая девушка, только что потерявшая ребенка, пыталась восполнить эту утрату в доме престарелых, самоотверженно ухаживая за сумасшедшим вдовцом. С кадров «скорбного» леса начинается и Genpin: так Лао-цзы называл «таинственную женщину», дающую начало всему живому.

Теперь в лесу находится известный в Японии родильный дом, где практикуют естественные роды – без медицинского вмешательства, применения лекарств и хоть каких-то современных технологий. Под руководством основателя клиники, пожилого доктора Йосимура, беременные делают триста приседаний в день, на последнем месяце рубят дрова и вспахивают грядки, а потом, пройдя все этапы подготовки, рожают на татами – как в эпоху Эдо.

Главная задача – избавить пациенток от страха перед родами и их последствиями, который возник, как говорит доктор, в результате неправильного развития культуры. Кесарево сечение тут, естественно, запрещено, а если ребенок умирает еще в утробе, то его все равно вынашивают – потому что «смерть, как и жизнь, – это воля божья, и не надо ей перечить».

В руках иного режиссера все это превратилось бы в духоподъемное кино о силе природы и вреде современной цивилизации, лишающей человека умения радоваться естественным чудесам – рождению и смерти, не существующим друг без друга. Но Кавасе выходит далеко за рамки этих культурных штампов: ее нейтральная, невесомая и почти невидимая камера проскальзывает в «третье измерение» – туда, где мир не делится на два, не распадается на оппозиции. Если угодно, это другой, более высокий уровень естественности и гармонии, где все является важным и уникальным, включая все лишнее, искусственное, «вредоносное».

Кажется, что этот родильный дом находится в дебрях дикой природы, но на самом деле он занимает небольшой участок земли, вокруг которого гигантская стройка. Однако индустриальный пустырь снят совершенно так же, как и лесные джунгли, словно одно продолжает другое. А грохочущие экскаваторы выглядят так, будто они одной природы с землей, растениями, цветами. В более раннем фильме «Лес скорби» герои искали в заповедной чаще естественный храм из земли, грязи, деревьев – святое место, которое не ограничивало бы их в страдании, трауре, не отказывало бы им в катарсисе (все остальные религиозные институции, включая древние храмы, давно скомпрометированы). Искали, но не находили – природа тоже оказывалась искусственной, непроницаемой и не давала никакого успокоения.

В новом фильме эта ситуация перевернута. Здесь даже откровенно профанное способно воздействовать как сакральное – в одном эпизоде кто-то наигрывает на пластмассовом пианино простецкую мелодию, чем доводит до слез одну из рожениц, которую бросил муж. Чудо тут спонтанно, немотивированно и совершенно абсурдно. Можно испытать катарсис, слушая наивные звуки, издаваемые дешевым электронным устройством, и никогда не испытать его в консерватории. А можно, как доктор Йосимура, всю жизнь способствовать появлению на свет чужих детей и одновременно не иметь никаких отношений с собственной дочерью. Именно на таких тонких парадоксах Кавасе строит свое кино, которое рождается у нее удивительно естественно – словно ребенок из утробы.