Художник не ушел от власти

Из почти десятка опер, написанных немецким композитором Паулем Хиндемитом (1895–1963), самой популярной можно считать «Кардильяка» по новелле Гофмана – сегодня ее ставят чаще остальных. Хотя самой масштабной выглядит «Художник Матис» (правильнее перевод «Матис-художник»). Имя пишется с одним «с», поскольку речь не о французском классике Анри Матиссе, но о немецком гении, современнике Дюрера Матиcе Грюневальде.

Хиндемит обратился к годам работы Грюневальда над знаменитым «Изенхеймским алтарем». Альбом с его репродукциями продается в оперном магазине в Бастилии вместе с немногочисленными записями «Художника Матиса». «Матис» сложен и по музыке, и по содержанию: в центре либретто оказывается не любовная интрига (хотя страсти и здесь присутствуют), но драма идей. Матис (в заглавной партии один из лучших баритонов наших дней – Матиас Гёрне) хочет посвятить себя искусству вечному, далекому от суеты текущих дней. Он смотрит на мир как лишний человек XIX в., оказавшийся в следующем столетии в ситуации ложного выбора. Как писал о таком типе Андрей Синявский, лишний человек «не за Цель и не против Цели, он – вне Цели, а этого быть не может, это фикция, кощунство. В то время как весь мир, определив себя по отношению к Цели, четко разделился на две враждебные силы, он прикидывался непонимающим и продолжал смешивать краски в двусмысленно-неопределенную гамму, заявляя, что нет ни красных, ни белых, а есть просто люди, бедные, несчастные, лишние люди».

Но современность упорно прорывает тонкие холщевые стены мира Матиса. Чувство справедливости заставляет его вступаться за тех, кто слаб, будь то спасающиеся от преследования властей крестьяне или графиня, насилуемая бунтовщиками. Поскольку жизнь Грюневальда пришлась на зарождение протестантизма, а его главным заказчиком был поддерживавший Лютера архиепископ Майнца Альбрехт фон Бранденбург (американский тенор Скотт Макаллистер), религиозные споры выходят за рамки теории.

Сцена сожжения книг в Майнце оказывается одним из главных потрясений для Матиса. Еще более зловеще она выглядела на цюрихской премьере оперы в 1938 г. – лично внесенный Геббельсом в список «не наших» художников, Хиндемит покинул родину, где вряд ли бы одобрили сцену, напоминающую книжные костры в нацистской Германии. Да и демонстративный отказ Грюневальда от работы в Майнце, его уход в никуда с кистями и книгами в руках – неприкрытый вызов эпохе идеологий.

Режиссер Оливье Пи считает «Художника Матиса» одной из главных опер ХХ в. В содержательном отношении, может, это и так. Композитор сам написал либретто. Оно богато событиями, порой слишком, и затрагивает острейшие проблемы искусства – с его нежеланием и в то же время невозможностью стоять над схваткой в переломные эпохи. Но складывается впечатление, что Оливье Пи излишне доверяет сюжету. Главный режиссер парижского «Одеона» ставит скорее философскую притчу, чем оперу, – или, может быть, он беспрерывно ставит одну и ту же оперу? Те, кто видел «Пеллеаса и Мелизанду» Дебюсси в Московском театре им. Станиславского и Немировича-Данченко («Золотая маска» – 2007), в каком-то смысле видели и будущего «Матиса». Дело не только в том, что с Пи всюду работает постоянная команда: художник-декоратор Пьер-Андре Вайц и художник по свету Бертран Кили предпочитают внушительные конструкции, но и молчаливый ангел с красными крыльями, и танки могут появиться в сюжете XVI в. Вопрос лишь в эмоциях, которые порождает опера. Чувство беспросветности после «Матиса» кажется абсолютным, иллюзии выхода не порождает ни музыка (дирижер Кристоф Эшенбах играет Хиндемита, очарованного в «Матисе» барочными формами и старыми немецкими песнями, по-вагнеровски широко), ни голоса (особенно хороша Мартина Вельшенбах в партии Регины). Наверное, замысел Пи и воплотился в этом нагнетании сумрака, воплощенном в 200 минутах музыки. Но когда получается слишком серьезно – невольно хочется расслабиться и опроститься. В конце концов, большой идеологии уже нет, вокруг лишь потребители и потребляемое.