Российское кино - 2011: шаг в мейнстрим
Событием года в российском кино стала «Елена» – не потому, что она лучше всех, а потому, что показала: наши авторы умеют выходить из фестивального заповедника и делать мейнстрим
Наши фильмы побывали на главных мировых кинофестивалях: в Венеции победил «Фауст» Александра Сокурова; в каннском «Особом взгляде» показали «Елену» Андрея Звягинцева и «Охотника» Бакура Бакурадзе; в Берлине – «В субботу» Александра Миндадзе и «Мишень» Александра Зельдовича.
Эффектнее всех, конечно, выступил Звягинцев. Оценивать «Елену» можно по-разному, но по резонансу это главный отечественный фильм года. Во-первых, это остросоциальное кино, которое у нас в отличие от Европы и Америки в страшном дефиците. Во-вторых, мейнстрим, который у нас в дефиците еще большем. Потому что мейнстрим – это не продукт для зрительской категории «тупой и еще тупее» (такого добра наши продюсеры как раз производят много). Мейнстрим – для тех, кто хочет про серьезное, но без лишних артистических вывертов. Мейнстрим – это то, за что в Америке «Оскаров» дают («Елена» была бы хорошим кандидатом в номинации «лучший фильм на иностранном языке», но наш оскаровский комитет, как известно, выдвинул заведомо непроходной трэш, потому что трэш изготовлен начальством).
Эффектна была и холодная, концептуальная, стилистически монолитная «Мишень» – парадоксальная утопия Зельдовича и Сорокина, сделанная на небывалом для российского кино технологическом уровне. С дизайном у нас тоже дефицит, поэтому роскошный арт-объект Зельдовича кажется в местном пейзаже чем-то вроде НЛО.
А наше массовое кино в этом году нашло супергероя. Им оказался знаменитый аферист, основатель МММ, которого блистательно сыграл Алексей Серебряков в фильме «ПираМММида». Заодно вспомнили 1990-е. О них же был второй заметный российский массовый фильм 2011 г. – экранизация «Generation П» Виктора Пелевина. Эта почтительная к литературному источнику картина невзначай спародировала все местное «кино для народа», изготовленное в нулевых.
Кино это отличалось тем, что было одним сплошным рекламным роликом – и по количеству продакт-плейсмента на метр пленки, и просто потому, что никакой иной реальности, кроме рекламно-телевизионной, его изготовители не видели и видеть не хотели. Они сами жили в телевизоре и были уверены, что там живет весь народ.
Общественно-политические события последнего времени показали в том числе, что народ больше не хочет жить в телевизоре и воспринимать его как главную реальность. Хочется верить, что это как-то скажется и на нашем массовом кино.