Проект «Опергруппа» спустился в подвал башни «Федерация»

Название доселе неизвестной оперной площадки – башня «Федерация» – манило захватывающими урбанистическими пейзажами, открывающимися из окон, вознесенных под небо. Однако зрителей, проделавших дорогу к билетному контролю через торговый молл с кафе и бутиками, отправили в противоположном направлении – вниз. Театральную площадку разбили на «минус четвертом» этаже башни, среди сырого бетона и голой кладки. Публику поначалу посадили в два разных зала. В первом было ощутимо холодно, как на улице, посему публике, явившейся в осенней одежде, выдали еще и пледы. Через проектор было видно то, что происходит во втором зале: там Московский ансамбль современной музыки, чтецы и певцы под началом дирижера Федора Леднева, укрытые от публики полиэтиленом, исполняли оперу. Во втором зале вместо пледов зрителям выдали зонты. Они пригодились, когда публику стали поливать сверху водой. В середине двухчасового действа зрителей из первого зала гуськом провели во второй, где они смогли отыскать место на свободных мокрых стульях. Так дебютировал в опере молодой режиссер Дмитрий Волкострелов.

Публика, для которой подобной опыт внове, справедливо расценила выбор пространства как пощечину ценностям комфорта и потребления. Те же из зрителей, кому повезло в свое время слышать «Бориса Годунова» на Соборной площади под а) проливным дождем, б) управлением Валерия Гергиева, подумали и о том, что авангард по части сурового воспитания публики классику пока не догнал.

Однако проблема оперы «Три четыре» обнаружилась отнюдь не в режиссерской аскезе, а в том, что слово и музыка не нашли между собой верной дистанции. Композитор Борис Филановский составил либретто из текстов Льва Рубинштейна – они поются, читаются, проецируются на стены – и проложил слова музыкой, чья структура оказалась столь же дробной, что и ритм кратких строф автора. Можно понять восторженную верность композитора по отношению к первоисточнику, но лишь в инструментальных интермедиях музыка набирала дыхание. Композиторы не зря любят поэзию Рубинштейна за концептуальную чистоту формы, однако мало что могут к ней добавить. «Карточкам» Рубинштейна соответствовала бы музыка, составленная из цитатных или «никаких» отрывков. Музыка же Филановского по-своему красива и авторски индивидуальна. Решись композитор обратиться с поэтом смелее, он создал бы собственную поэтику, как сделали это, к примеру, авторы опер «Евгений Онегин» или «Фауст», написанных по великим книгам. Пока же поэзия Рубинштейна осталась хороша сама по себе, как и те сочинения Филановского, где его муза гуляет на воле от любой, самой прекрасной поэзии.