В Театре Льва Додина проверили «Человеческий фактор»

Перед началом Лев Додин предуведомил публику, что театр называет премьеру «эскизом спектакля» не по причине недоделок, а потому, что режиссер и актеры акцентируют внимание прежде всего на предлагаемом материале, как если б это была читка.

Материал – «Человеческий фактор», текст бельгийца Франсуа Эмманюэля – стал предметом уже для пятого исследования средствами театра, предпринятого в МДТ. Здесь реализуют проект «Мы и они = мы» – сезон-фестиваль, как его назвали, посвященный современной драматургии, прозе, поэзии из окрестных России стран, от Европы до Казахстана. Выбранные авторы влагают персты во всевозможные язвы истории, кровоточащие и поныне. Четыре предыдущих спектакля разыграли силами молодежи и опытных артистов второго ряда, к нынешнему привлекли первачей, лучшие силы легендарной труппы Малого драматического.

Сочинение Эмманюэля – монолог психолога, работающего в крупном отделении некой транснациональной корпорации. Зам босса поручает ему конфиденциально обследовать самого босса, с которым творится что-то неладное, вроде как тот сходит с ума. В процессе этой экспертизы из шкафов взаимоотношений сотрудников фирмы вытаскиваются всяческие скелеты – вроде того, что босс спал с преданной секретаршей и почему она вынуждена была на него настучать. А также – и это главное – психолог, распутывая клубок неврозов и фобий, обнаруживает, что нити тянутся в нацистское прошлое отца одного героя и нацистское детство другого. И наконец, самое ошеломительное открытие, ставящее на грань безумия уже самого психолога, приводящее его к экзистенциальному кризису, – то, что приемы и правила, которыми он руководствуется при «оптимизации» (объявлено радикальное сокращение работников, и надо решить, кого уволить), совпадают с инструкциями по выбраковке расово неполноценных, принятыми в Третьем рейхе.

Все это, надо признаться, довольно прямолинейно. И рисковало бы сползти в идеологически правильную, но все-таки публицистику, кабы не актеры. Додинские актеры, как мы убедились за тридцать лет, могут все. Но, оказывается, они могут еще больше.

Режиссер Алексей Астахов вот что удумал. «Человеческий фактор» показывают на Камерной сцене: сценограф Евгений Никифоров заставил ее крохотное пространство офисной мебелишкой, на столе монитор, то, что на нем, проецируется на стену из косо сколоченных досок. Проекция – не только схемы, графики, письма, которые получает герой, и проч. по-немецки (с русским переводом), но и собеседники этого самого психолога. Живым планом только он, все остальные персонажи записаны на видео.

Критерий мастерства и таланта кинооператора – когда любой остановленный кадр хочется повесить на стену в качестве картины. По этому же принципу критерий актерства – когда любой остановленный кадр монолога становится прямо-таки рембрандтовским портретом. Это и происходит: запись стопорится не на специально выбранном выражении лица, можно схватить секунду до или после – было бы так же выразительно. Потому что полнота, правдивость и непрерывность внутренней жизни Игоря Иванова (босс), Петра Семака (зам), Натальи Акимовой (секретарша) таковы, что в любом выражении глаз, движении губ – жизнь и судьба. Собственно, этот критерий определим другими словами: степень актерского мастерства – количество нюансов, красок в единицу времени. У них оно невероятно, и, скажем, взгляд Иванова становится из ехидного больным, а Семака – из официально-зеркального искренне-злобным: мгновенно, без всякого разгона. Это особенно видно и потому особенно поражает на очень крупном плане, на котором сняты монологи (видеооператором выступил отличный фотограф МДТ Виктор Васильев).

Любое сравнение, как известно, страдает ортопедическим дефектом, но здесь оно, увы, неизбежно. У Семака буквально пара эпизодов (пара включений). Психолога играет Владимир Селезнев, у него почти два часа сценического времени. Актер точно распределяет путь своего героя от лощеного офисного хлыща до всклокоченного дауншифтера, роль сделана грамотно, но именно сделана, и понятно как. А Игорь Иванов на экране – седовласый красавец, резко превратившийся в развалину, – снимает темные очки, и в глазах его – бездна... Что ж делать, еще пушкинский Сальери заметил, что Распределитель таланта не дает поровну.