В прокат выходит драма о школьниках-инвалидах «Класс коррекции»

Юная колясочница Лена с вызывающей всякого толка аллюзии фамилией Чехова больна миопатией - прогрессирующим истощением мышц - и вряд ли доживет даже до тридцати. Тем не менее у нее полно планов на будущее: перевестись с домашнего на школьное обучение, пройти комиссию, которая докажет ее дееспособность, и на протяжении оставшейся недолгой жизни быть полноценным человеком, а не «клеить коробочки». Она отваживается даже влюбиться - причем не робко, а вполне победительно: Лена хороша собой, и за право докатить ее до дома сражаются сразу трое одноклассников - заика Митя, переболевший менингитом Миша и эпилептик Антон. Но злой рок мощнее самого сильного человеческого духа - это правило классической трагедии королеве класса коррекции придется испытать на себе.

Кто другой использовал бы приведенную выше завязку как повод снять социальное кино - можно надрывно-лобовое в духе Кена Лоуча, можно изящное, на полутонах серого и бурого, как у Бориса Хлебникова. Дебютант Иван И. Твердовский в первом полном метре пытается опробовать все, что ему когда-либо хотелось сделать в кино. Цитат здесь - букет, приемов - воз, референций - маленькая тележка. Вместо того чтобы, боясь обвинений в дурном вкусе, робко стилизовать фильм в духе одной из местных традиций школьного кино (а такими традициями наше кино богато), он стилизует его во всех традициях сразу. Не то чтоб плохие, но ни черта не понимающие в порывах юности взрослые, непоправимо портящие героям жизнь, - из советской школьной лирики 70-х, Фрумина, Асановой и Фрэза. Еще более страшные сверстники, которые могут испортить друг другу не только жизнь, но и здоровье, - из перестроечного кино, всяких «Ночных экипажей» и «Меня зовут Арлекино». Документальная манера съемки и дикий дискотечный саундтрек - будто из опусов Германики.

Суммируя отечественные способы изложения историй об учащейся молодежи, Твердовский разбавляет их совершенно не местной эксцентрикой, мощными визуальными образами, которые и в голову не могли бы прийти учителям с гиперреалистичными канцелярскими мордами, которых мы видим в кадре за пару минут до. Горящая в ночи коляска и пляшущий вокруг нее безумец. Портрет погибшего школьника с траурной лентой, обмазанный овсяной кашей. Задранная юбка - и белые кружевные чулочки на ногах девушки-инвалида. А также привет поэтическому кинематографу прошлого - элегически висящее на ветке яблоко, которое, пыхтя и подпрыгивая, срывает в качестве закуски к коньяку жовиальная карлица.

Твердовский признает, что пример для подражания ему - равно великий и бесстыжий Триер. И так же, как кумир, не стесняется желания от души поманипулировать зрителем. В ход идет даже самый первый из случаев манипуляции публикой в истории кино: не случайно полфильма дети вертятся у железнодорожных путей. Главная же героиня, как уже неоднократно было отмечено, - типичная героиня из триеровской трилогии «Золотое сердце», сестра Бьорк в петле и Эмили Уотсон под звенящими в небесах колоколами.

Кто смотрел остросоциальные короткометражки Твердовского, поймет: это честный манипулятор, который свои мокьюментари про школьников, играющих в собачий кайф, наркоманов с Крайнего Севера или провинциальный групповой секс всегда сопровождал списком ролей и исполнителей в финальных титрах. Какой вопль о проблеме эффективней - честный документальный или манипулятивный художественный, - большой вопрос. Тем более если авторы второго выполняют практически ту же функцию, что и странствующий балаган, с успехом и на злобу дня выступивший перед отчимом некоего датского принца.