Дневник 37-го ММКФ: невыносимый фильм и содержимое подвалов

На Московском кинофестивале вне конкурса показали фильмы Джошуа Оппенхаймера и Ульриха Зайдля
Охотник и его жена на фоне трофеев в своем подвале – одно из фирменных tableaux Ульриха Зайдля/ outnow.ch

Джошуа Оппенхаймер снял невыносимый фильм. «Взгляд тишины» – продолжение «Акта убийства» (2012) о геноциде в Индонезии в 1965–1966 гг., когда каратели-добровольцы при поддержке армии массово вырезали коммунистов и китайцев. Живущий в Дании американец Оппенхаймер, приехав в Индонезию, не просто встретился с ничуть не раскаявшимися палачами, но предложил этим ныне уважаемым людям разыграть давние преступления в условном антураже любимого ими американского жанрового кино, чем простодушные головорезы с удовольствием занялись.

Предпринятое в «Акте убийства» радикальное остранение подрывало все привычные принципы рассказа о массовых трагедиях. Оппенхаймер не приглашал зрителя ужаснуться, давал слово не жертвам, а палачам и превращал психологическую терапию в карнавал, потому что исполнители в ней совершенно не нуждались: совесть их не мучила. Сюжетом становилась не сама трагедия, а невозможность (и нежелание) ее отрефлексировать (нашему обществу это тоже знакомо).

«Взгляд тишины» сделан иначе, и тут Оппенхаймер все-таки наносит удар, наводит на трагедию резкость. В буквальном смысле: его герой – офтальмолог, чей брат был зверски убит в 1965-м. Посмотрев «Акт убийства», он узнал палачей – и вместе с Оппенхаймером отправился к ним, чтобы выписать старикам-живодерам очки: вдруг что-то увидят по-новому, особенно узнав, что брат окулиста – тот самый парень, которого они изрубили мачете с особенной жестокостью.

Очки им как мартышкам. Они даже не просят прощения, говорят: «Забудь, мы ведь соседи». Забыть пытаются и жертвы – те, кто случайно выжил, или родственники убитых. Столетний отец офтальмолога давно ослеп и потерял память: его немощное тело в фильме – живая метафора. Мать, которая моложе, помнит, но знает, что прошлого не изменить: «Я просто с ними не здороваюсь», – говорит она про убийц. Офтальмолог смотрит записи, на которых каратели с удовольствием рассказывают и показывают, как именно убивали (один даже сделал про это книжку с иллюстрациями), и идет задавать новые вопросы. Например: «А кровь вы пили зачем?» – «Чтобы с ума не сойти. В день по два стакана».

Волосы становятся дыбом. Не только от подробностей. Едва ли не больше от того, что вот так они годами бок о бок и живут, по-соседски. А учитель в школе рассказывает детям небылицы о диких зверствах коммунистов, чтобы оправдать их массовое уничтожение. И снова невозможно отмахнуться от проекции этой ситуации к нам – только теперь уже не в прошлое, а в настоящее и возможное будущее. Потому что неотрефлексированность трагедии – залог ее повторения.

Пожилые австрийцы в фильме Ульриха Зайдля «В подвале» тоже не раскаиваются, но все-таки знают, что закон не одобряет их отдельных пристрастий и лучше спрятать любимые игрушки в укромное место. У одного из героев в подвале целый музей нацистской символики и парадный портрет Гитлера, которым он особенно гордится (это был «лучший подарок на свадьбу»). Под портретом собираются его друзья – музыканты духового оркестра, чтобы выпить и поиграть гимны и марши. Но в австрийское подполье вытеснен не только нацизм – самая опасная болезнь, хроническая и трудно поддающаяся лечению. Там чего только нет – и Зайдль исследует обыденные перверсии соотечественников (от любви к оружию до разнообразных садомазо-игр) с медицинским бесстрастием, выстраивая мизансцены документально-игрового фильма как для постановочной фотографии и перебивая эпизоды фирменными tableaux – фронтальными неподвижными кадрами, в которых герои молча смотрят в камеру. Но нейтральность тона не только подчеркивает комизм и абсурд или сглаживает непристойность откровений героев. За этой интонацией скрывается подлинная человечность – иначе не объяснить того глубинного доверия, которого режиссер добился от персонажей и которое стало не только условием фильма, но и во многом его содержанием. Во время фестивального просмотра в зале часто смеялись. Но пугающего, жалкого, печального в героях фильма ничуть не меньше, чем нелепого. И Зайдль не потешается над ними – он устанавливает с ними контакт, пытается понять их подлинную, не ограниченную условностями и правилами цивилизованной Европы, жизнь. Это важно – знать соседей.