В Зальцбурге показывают музейную коллекцию роялей

Выставки из запасников часто отдают нафталином, но это не случай Музея Зальцбурга. В его Новой резиденции проходит выставка Piano pieces, посвященная пианистам и фортепиано. От восхищения до забвения, от технического совершенства до вандальского разрушения – диапазон эмоций и действий применительно к исполнителям и их безобидному инструменту оказался неожиданно широк.

В современном искусстве пианино порой отводится роль подопытного кролика, его можно разбить вдребезги во время публичной акции – на выставке об этом напоминают фотографии, посвященные хеппенингам «венской группы» начала 60-х, в него можно забивать гвозди, как это делал Гюнтер Юккер, а можно и поджечь прямо на сцене – так поступил Йозеф Бойс.

Смысл по-прежнему раздражающих многих акций не в том, чтобы проявить неуважение к культуре прошлого, но, напротив, обновить свои связи с ней, помочь современности обнаружить собственный язык, соответствующий реалиям нового времени. Сами-то пианисты по-прежнему в чести, они кумиры и герои публики и СМИ. Не зря каталог к выставке завершается длинным списком всех когда-либо выступавших на Зальцбургском фестивале солистов – от Рудольфа Серкина и Бруно Вальтера до Григория Соколова и Аркадия Володося.

Поводом для проекта стала недавно полученная коллекция старинных хаммерклавиров и инструментов начала ХХ в. Ее собрал Карл Влашек, основатель сети супермаркетов Billa. Среди переданных им в долговременное пользование музею 60 инструментов – венские хаммерклавиры конца XVIII – начала XIX в. из противостоявших друг другу мастерских Штайн – Штрайхера и Антона Вальтера (хаммерклавир его работы был у Моцарта). Есть здесь и инструмент английской фирмы Broadwood, ставшей мировым лидером в середине XIX в. В этой инновативной фирме дела шли так хорошо, что она одна выпускала в год почти столько же инструментов, сколько все венские мастерские вместе взятые: 2300 против 2500 штук.

Другие инструменты представлены в записях, как знаменитое пианино Нам Джун Пайка, ныне законсервированное в венском музее современной культуры (Фонд Леопольда). Видеохудожница Манон-Лиу Винтер решила, что пианино не может кануть в истории искусства (Нам Джун Пайк купил его в 1958 г. в Кельне, долго переделывал и играл еще пять лет), но должно быть доступным публике хотя бы на экране. Тем более что на легендарной «Выставке музыки» в Вуппертале в 1963-м сам Нам Джун Пайк разрешал зрителям играть на нем сколько угодно. Нынешним достается лишь картинка.

Нам Джун Пайк стал героем многих произведений. Так, Фриц Панцер воссоздал его пианино в виде проволочных скульптур. Присутствует инструмент и на хрестоматийном портрете Игоря Стравинского работы Арнольда Ньюмана (1946). Маленький Стравинский у огромной открытой крышки рояля – здесь диспропорция между человеком, пусть и творцом, и музыкой как таковой становится мировоззренческой.

Аугуст Зандер, напротив, решил, что обобщение важнее конкретного портрета, хотя для фотографии «Пианист» (1925) он снимал знаменитого в межвоенном Кельне преподавателя консерватории Макса ван де Сандта. Зандер делал снимок для своего бесконечного проекта «Люди ХХ века» – кто бы мог подумать, что уже к концу столетия подавляющее большинство этих типажей безвозвратно исчезнет?

А мексиканец Габриэль Ороско в инсталляции Maman ставит вопрос о том, способен ли человек один наслаждаться музыкой. Два фортепиано с разных сторон встраиваются в маленький домик, образуя его стены. Внутри должен находиться слушатель, снаружи играют двое. Ни исполнитель, ни слушатель не могут отделиться друг от друга, они составляют одно целое, их взаимозависимость абсолютна, как бывает абсолютен слух.

Есть на выставке и книга: 15-е издание романа Томаса Бернхарда «Пропащий». Здесь три героя – Глен Гульд, учившиеся вместе с ним у Владимира Горовица в зальцбургском Моцартеуме некто Вертхаймер и сам рассказчик. Двое последних бросают занятия музыкой, поскольку не в силах противостоять гению и его версии «Гольдберг-вариаций». Вертхаймер кончает жизнь самоубийством, рассказчик уезжает в Мадрид, где пытается написать о Гульде. Роман – он и есть роман: Гульд никогда не учился у Горовица, а Горовиц ни дня не преподавал в Моцартеуме. Но в остальном дух музыки передан верно.

Зальцбург