В Москве проходит фестиваль музыки Арво Пярта «Зеркало в зеркале»

Прославленный композитор скопил к 80-летию творческую сокровищницу в тотальном миноре
Андрес Мустонен – давний соратник Арво Пярта/ Е. Разумный/ Ведомости

Очень много очень грустной музыки прозвучало в этот вечер в Большом зале консерватории, который был заполнен интеллигентно, без аншлага, но все же прилично: люди знают живых классиков, а в области классической музыки, пожалуй, именно Арво Пярт возглавляет их список.

В те годы Пярт сошелся с ансамблем старинной музыки Hortus musicus – и сегодня именно они сыграли в Малом зале консерватории кое-что из эталонного Пярта 70-х, тогда как в большом концерте от той эпохи представительствовал один лишь Trivium для органа, исполненный Евгенией Кривицкой на позитиве (большой орган зала в ремонте) – именно такая строгая, систематичная и бедная вещь.

Уже давно его музыку охотно вставляют в балеты и особенно в фильмы – от «Покаяния» Тенгиза Абуладзе до «Великой красоты» Паоло Сорретино, – если надо придать лишней печали кадрам, повествующим об утраченном, неоплаканном, прекрасном. Пярт, конечно, сам постарался для этого, избегая мажорных красок и выбирая героев, подобных первочеловеку, выгнанному из рая: монументальный «Плач Адама» для хора и струнных на русский текст монаха Силуана Афонского (1866–1938) оказался ровно в центре юбилейного концерта.

Программа его была достойна удивления – в ней соседствовали ранние произведения, датированные 1960-ми гг., и поздние, написанные в 2000-е. А середины почти и не было – между тем любой преподаватель музлитературы объяснит, что Пярт вошел в историю музыки прежде всего опусами конца 1970-х гг., когда он убежал из технологичного авангарда в «добровольную бедность», изобрел стиль «тинтиннабулли» и соединил рационализм современного мышления с моделями старой музыки. Именно тогда были сочинены такие его опусы, как пьеса Spiegel im Spiegel, давшая название нынешнему фестивалю, и главный шедевр композитора – концерт для двух скрипок Tabula rasa (его на фестивале не играют), спрограммированный как математически строго работающая функция, а звучащий как поэма неземной красоты.

Много не бывает

Другие концерты фестиваля будут сыграны в евангелическо-лютеранском соборе Святых Петра и Павла 1 октября и в театре «Новая опера» 9 октября.

Переехав в 1979 г. из СССР в Европу и вскоре став знаменитым композитором, Пярт отошел от систематичности письма: теперь он посвятил себя в основном литургической и паралитургической музыке, в которой логику форме и развитию стали задавать тексты – будь то латинские, церковнославянские (единственная мажорная «Богородице дево радуйся» и Da pacem Domine в исполнении Камерного хора консерватории под управлением Александра Соловьева открывали концерт) или даже французские – как в опусе «Преподобный Агафон», в котором отшельнику является ангел под видом прокаженного. Это нетипично для каноничного Пярта уже тем, что напоминает сценку из оперы (а дико представить, чтобы Пярт написал оперу) или, скорее, из средневекового миракля (мило и звонко солировала Анастасия Белукова, но противно фальшивил Камерный оркестр консерватории). И надо спросить французов, не расценивают ли они это сочинение Пярта как вклад в развитие их любимого жанра mélodie.

Пярт 60-х звучит сегодня наивно, взять хоть Коллаж на тему BACH, исполненный при участии худрука фестиваля, гобоиста Дениса Голубева, – хотя в свое время столкнуть условное барокко с диссонансами ХХ в. означало вызов нормам Союза композиторов. Сыграли и Perpetuum mobile – лихо написанный, но тоже нехитрый двенадцатитоновый кунштюк.

Увенчало концерт трагическое Lamentate для фортепиано с оркестром. Сегодня уже не говорилось, что оно посвящено памяти Анны Политковской – как в 2006 г., когда Алексей Любимов пробовал исполнить его впервые. Тогда не повезло с партнерами, да и публика пришла не совсем на Пярта. Сегодня реванш был взят, и в немалой степени потому, что за пультом (как и во всех сочинениях программы, где участвовал оркестр) стоял давний соратник Пярта Андрес Мустонен, которому подчинялся Концертный оркестр консерватории, сыгравший ладно и крепко. Это не отменило проблем самой партитуры Пярта, написанной по заказу галереи Tate Modern как отклик на выставленную там скульптуру Аниша Капура «Марсий». Капур растянул кожу Марсия, содранную с него немилосердным Аполлоном, во всю длину галереи, и Пярт откликнулся на заданный масштаб: в его сочинении звучат словно все боли и слезы человечества. Однако и драматизм, переданный тяжелыми тутти оркестра, и тихие ламентации слышатся искусственно сконструированными и безжизненными. Статика у Пярта хорошо дружит с покоем, хотя бы и скорбным, но не с истерикой и воплем.

Успех, что приятно, был, поскольку оказалось, что и в отсутствие ключевых опусов музыкальный мир Пярта ощущается как значительный и высокий. А если на концерте присутствовали режиссеры или хореографы, то ждать нам новых фильмов и балетов с образцово тоскливыми эпизодами.