Режиссер Александр Титель показал в «Пиковой даме» прекрасный мир, которому суждено погибнуть

Оставьте в покое Пушкина: действие новой «Пиковой дамы» в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко протекает в эпоху модерна, вместо пасторали «Искренность пастушки» танцуют дягилевский балет в костюмах Пикассо, сквозь худую крышу Казанского собора льет мерзкий петербургский дождь – хуже, чем в «Расемоне» Куросавы, а подружки Лизы ходят в одеждах сестер милосердия с крестами на передниках: вот-вот начнется Первая мировая война.

Тема фронтового госпиталя уже имелась у Александра Тителя в опере Моцарта «Так поступают все женщины». Разница в том, что в «Пиковой даме» нет бинтов: стрелять еще никто не начал, но в воздухе висит ожидание гибели. В последние дни перед катастрофой мужчины проводят ночи за картами и вином, сплетничают и распевают фривольные песенки. Но это цвет нации – завтра они, безупречно выбритые, спокойно встанут под пули. Женщины развлекаются камерным музицированием. Тут уже предчувствие смерти выражено впрямую, и романс Полины в исполнении Ксении Дудниковой становится одним из центральных моментов спектакля. Одна из слушательниц романса – Графиня, которая вдруг не выдерживает и покидает общество. Могильное настроение романса предрекает ей ее собственную близкую смерть, но не только: Графиня – камертон этого прекрасного мира, она острее всех чувствует его обреченность и декаданс.

Всю премьерную серию, не уступая спектаклей сменщице, Графиню играет Елена Заремба – неотразимая Карменсита 90-х, в чьих устах воспоминания о былых вокальных успехах звучат всецело автобиографически. Эта Графиня совсем не трясущаяся старуха, что, конечно, расходится с музыкой Чайковского, где Паркинсон прописан в партии кларнета с обстоятельными подробностями. Она всего лишь немного в возрасте, но привлекательна, стройна, легка походкой, тщательно одета и причесана. Она смотрится в зеркальце, которое Герман потом приложит к ее бездыханным губам, она курит тонкую сигарету. Почему это легкомысленные офицеры поют: «Трудновато любовника ей нового сыскать»? Совсем не трудновато: в роковой сцене с Германом полно кокетства и есть даже чувственный поцелуй – такой, какой не достался Лизе. «Вы стары, жить недолго вам» – вот единственная реплика настойчивого мужчины, которая искренне огорчает ее, хоть она сама и знает это не хуже той самой Кармен. Правда, Герман далек от мыслей об убийстве. Почему Графиня все-таки умирает? Просто потому, что Александр Титель в своей трактовке все-таки не стал радикально переосмысливать оригинал.

Он поставил спектакль о том, о чем и опера Чайковского. В мир, до времени хранящий устои, является разрушитель, охваченный сперва страстью, а потом безумием. На его совести жизнь Графини, жизнь Лизы, разбитое счастье такого благородного и искреннего Князя, не говоря уже про испорченный вечер в игорном доме. К сожалению, этот Герман тоже искренний и живой человек, непоследовательный и неумный – именно таким его играет в одном из составов Николай Ерохин, находящий для партии немало вокальных и актерских нюансов. Сломив первое сопротивление Лизы, он сам же падает без чувств. Любовная инициатива переходит к женщине, и она принимает ее с большим достоинством – Елене Гусевой роль очень идет. По прихоти неврастеника прямота и отвага Лизы тонут в канавке, не найдя применения, – поезд на фронт уйдет без нее.

Но, возможно, Герман совсем не редкое чудовище, он просто первый, на кого пало преступное сумасшествие мира. «Сегодня ты, а завтра я», – объясняет он партеру при зажженном свете люстр, и это в самом деле мораль оперы, пугающая мыслью о неотвратимости.

Сценограф Сергей Бархин изображает Петербург уже как бы полуразрушенным: петербургской колоннаде словно не хватает половины, три отдельные колонны торчат, как печные трубы в сожженном доме. Но кто полнее всех воплотил в спектакле неумолимый ход вещей – это дирижер Александр Лазарев. Опера из семи пространных картин укладывается в три часа с антрактом, и это его заслуга: коллекция его темпов содержит ураганные, стремительные, быстрые, подвижные и в лучшем случае сдержанные. Ни одной лишней паузы, ни одной необязательной ферматы, ни одного лишнего вздоха. В этом спектакле по-другому и нельзя: перед смертью не надышишься.