В Москву снова приехал Театр марионеток Резо Габриадзе
Со всеми четырьмя спектаклями, составляющими его афишуЭто «Рамона», «Осень моей весны», «Бриллиант маршала де Фантье» и «Сталинград». В Тбилиси для театра Габриадзе в 1981 г. было специально построено здание с маленьким, на 80 мест, залом, рядом – небольшая башня с часами, аутентичные кирпичи для которой Резо собирал по всей Грузии. Из этих старинных кирпичей сложили совершенно игрушечную, наклоненную, как будто пританцовывающую, постройку, на вершине которой для всех горожан пару раз в сутки разыгрывается спектакль человеческой жизни – свадьба, чета молодоженов радуется младенцу, потом стареет, умирает и все начинается снова. Вот такой архитектурный эпиграф. В прошлом году башня была воссоздана и в Москве, ее копия стояла рядом с залом в Музее Москвы, где тогда проходили спектакли. Нынче спектакли Габриадзе показывают в Театральном центре на Страстном, башни, увы, нет, зал куда больше, но зрители не жалуются: поклонники готовы наблюдать за спектаклями и в бинокль.
Художник и писатель Резо Габриадзе всегда был любимцем советской интеллигенции, воплощая особую культурную традицию, что навсегда в памяти старшего поколения связана с Грузией, с фильмами про трогательных чудаков, наивной живописью, условным театром, с этнически отстраненным, безопасным для метрополии авангардом, усмиренным ласково-ироничной интонацией. Ни участие Габриадзе в создании культовых фильмов Данелии («Мимино», «Кин-дза-дза» и еще пары десятков, к которым им написаны сценарии), ни его ассоциативная поэтическая проза, ни даже картины и скульптуры не сделали для его славы столько, сколько маленький театр собственного имени, который как будто сфокусировал все его таланты и способности сразу.
Чижик-Пыжик и другие
Габриадзе является автором удивительных памятников. В Петербурге это Чижик-Пыжик на Фонтанке и Нос майора Ковалева на проспекте Римского-Корсакова, в Одессе – памятник Рабиновичу, герою анекдотов. А в селе Михайловском Псковской области был открыт памятник зайцу, который перебежал дорогу Пушкину, автор – Резо Габриадзе, по идее Андрея Битова.
Габриадзе сам сочиняет пьесы, придумывает кукол, декорации, мизансцены, создает весь спектакль, который потом идет под фонограмму, записанную лучшими грузинскими и российскими артистами, и точно выбранную музыку. Спектакли Габриадзе живут долго и, как люди, постепенно меняются: так, самая последняя премьера театра, история любви двух паровозов, маневровой Рамоны и большого Элрона, на самом деле уже существовала в ином виде, а «Сталинград» когда-то родился на берегах Невы как «Песнь о Волге». Но перемены не меняют главного, любой спектакль театра – это песня об осени нашей весны, это воспоминания о детстве, знакомые волшебные имена – Цхалтубо, Кутаиси, это незабываемый грузинский акцент и поэтическое волшебство превращения неживого в одушевленное. Всегда печальная история любви и памяти, а если нужен российский аналог этому театру, то это, конечно, прежде всего «Сказка сказок» Норштейна.
Габриадзе сердится, если его театр объявляют кукольным, как бы детским, и по традиции сюсюкают над «маленькими артистами»: «Мои спектакли – только для взрослых. Меня любят спрашивать, о чем думают куклы ночью? Понятия не имею о чем. Я далек от этих сантиментов, для меня куклы – только средства, с помощью которых я рассказываю истории». Истории, конечно, не детские, для тех, кто помнит, с чем ассоциируются паровозные гудки, и для кого не пусты сочетания: «комиссия Министерства культуры СССР», «зима тревоги нашей», «Песнь песней» Соломона.
Самый известный спектакль Габриадзе – «Сталинград» – 20 лет назад был поставлен в Петербурге, в Театре на Васильевском, потом была мировая премьера в Дижоне, а затем, обновленный, он был перенесен в Тбилиси. Скорбный и нежный театральный реквием по всем живым, не только по людям, но по лошадям, которых в битве под Сталинградом погибло более тысячи, даже о муравьях, растоптанных сапогами солдат. Всех жалко, каждый неповторим и прекрасен, но время засыпает песком забвения и тех, и других, и третьих, и только искусство на время воскрешает погибших.
Умершие оживают, движутся, снова любят и надеются, и так столько раз, сколько открывается занавес маленького театра, в котором руки безмолвных актеров заставляют двигаться условные фигурки лошади Наташи, мамы-муравьихи, паровоза Рамоны, птички Бори – в общем, всех-всех-всех плывущих по волнам нашей памяти.