Рождение и смерть русского авангарда

Две московских выставки посвящены началу и концу самого яркого периода в истории отечественного искусства ХХ века
Главное, что объединяло участников «Союза молодежи», – абсолютная творческая свобода
Главное, что объединяло участников «Союза молодежи», – абсолютная творческая свобода / Андрей Гордеев / Ведомости

Выставка «Союз молодежи. Русский авангард 1909–1914» в Еврейском музее и центре толерантности открылась назавтра после вернисажа проекта Новой Третьяковки «Авангард. Список № 1. К 100-летию Музея живописной культуры». В реальной жизни было наоборот. Сначала, 110 лет назад, в Петербурге был учрежден «Союз молодежи» – первое в России объединение адептов нового искусства. А десятилетие спустя в Москве возник Музей живописной культуры (МЖК) – первый в истории музей современного искусства. Музей национального масштаба, с филиалами по стране, который это искусство и предъявил.

Союз без присяги

Можно назвать «Союз молодежи» не только первым авангардным объединением («Бубновый валет» был зарегистрирован только в 1911-м), но и самым ярким и массовым. Через его выставки прошли Казимир Малевич, Ольга Розанова, Иосиф Школьник, Михаил Матюшин и Елена Гуро, Наталья Гончарова и Михаил Ларионов. В первой выставке среди 25 участников числились Филонов и Машков, во второй – Татлин, Кончаловский и братья Бурлюки. Это был живой меняющийся организм, не зацикленный на Петербурге: с 1913 г. в выставках перестали участвовать москвичи Гончарова и Ларионов, но к союзу присоединились Альтман и Экстер. Все они, впрочем, могли выставляться где и с кем угодно, космополитизм был их образом жизни, не существовало канонов, которым требовалось следовать. Единственным каноном была абсолютная свобода творчества, революционная на фоне враждебного к инновациям столичного петербургского академизма. Они показали, что так можно, подав пример остальным.

Выставка, сочиненная Ириной Арской и Андреем Сарабьяновым и сконструированная Надей Корбут и Кириллом Ассом, рассказывает историю обретения этой свободы, предъявляя, помимо искусства, афиши диспутов, все три выпущенных союзом журнала, протоколы заседаний, сохраненные Эдуардом Спандиковым. Это первый председатель союза, сын немца-ювелира и присяжный поверенный. И хотя как художник он самоучка, его изысканные автопортрет и пейзаж стали украшением и открытием выставки. А архив хранится в Русском музее, где летом прошла большая выставка союза, и оттуда в сокращенном и измененном виде она переехала в Москву. К проекту привлекли частные собрания и музеи провинции – Саратова (пейзажи Школьника и натюрморт Розановой), Екатеринбурга, Ульяновска («Натюрморт с рыбами» Машкова), Вятки (оттуда приехала ранняя, 1907 г., «Продавщица вод» Ларионова). Работы Волдемара Матвея, одного из идеологов союза, привезли из Риги, «Ночь на Лиговке» Филонова – из Еревана. Темную и странную для Филонова, на фоне висящего рядом его знаменитого «Пира трех королей».

В этой странности, не только у Филонова, отдельная прелесть: видно, как они менялись, пробуя новое и отвергая найденное. Как мозаику, собрали здесь детали романтического сюжета, в котором «Усовершенствованный портрет Ивана Клюна» Малевича и прочая хрестоматия не важнее пейзажей Иосифа Школьника, демонстрирующих, как автор мигрировал к открытому цвету (Александр Бенуа снисходительно заметил, что Школьник претендует на «еще вакантное и в высшей степени почетное место петербургского Матисса»), или автопортрета Цалии Шлейфера, сезанниста и красавца, приятеля Школьника еще по Одессе и одного из лидеров объединения. После революции стало ясно, что союз не восстановить, Шлейфер начал преподавать. Несколько его вещей отправили на 14-ю Венецианскую биеннале, в 1927-м он и сам уехал в Париж. Где из его бывших соратников оказались Гончарова с Ларионовым, Экстер и, например, Анна Зельманова (Чудовская), в которую был влюблен, если верить Ахматовой, молодой Мандельштам (тут ее портрет работы Гончаровой и собственный морской пейзаж).

Шлейфер погибнет в Освенциме в 1942-м. Тогда же умрет от голода в Ленинграде Левкий Жевержеев, один из отцов союза. Футурист и коллекционер, будущий директор Санкт-Петербургского музея театрального и музыкального искусства, он был меценатом союза. Не только оплачивал счета – он предоставил союзу устроенный в его доме Троицкий театр, где показали «Первый в мире футуристов театр» (по Маяковскому, с декорациями Филонова и Школьника), благодаря ему была поставлена опера Матюшина и Крученых «Победа над Солнцем», в декорациях к которой Малевич первые показал «Черный квадрат».

Кого-то из членов союза не станет еще раньше: Спандикова – в 1929-м, Школьник уйдет в 1926-м, не дожив до разгрома авангарда и не изменив статусу члена союза, который был настоящим союзом молодых.

Музей без классики

«Какая-то злая воля стремится стереть все то ценное и культурное, что мы сделали в области искусства за эти годы, – всякими способами», – писал в 1928 г. наркому Анатолию Луначарскому Давид Штеренберг – художник, основатель Общества станковистов и один из инициаторов создания МЖК. Как актуально звучит. В 1918–1920 гг. Штеренберг заведовал центральным отделом изобразительных искусств Наркомпроса. А московским отделом до 1919-го руководил Владимир Татлин – тогда и был учрежден МЖК.

Де-факто он был уничтожен через девять лет, и когда в 1929 г. музейный отдел Главнауки получил из того же Наркомпроса телефонограмму с просьбой исключить МЖК из списка музеев, это было формальностью. Как и увольнение Соломона Никритина. Автор бессмертной картины «Суд народа», один из теоретиков авангарда и великий просветитель, он только в 1925 г. возглавил аналитический кабинет при музее, призванный разработать методику нового искусствознания. В 1928-м, после изгнания МЖК из здания Вхутеина, созданный им кабинет оставался единственной условно сохранившейся музейной структурой – его опытной лабораторией, а Никритин – единственным сотрудником. Он пробыл им меньше года.

В оценочную комиссию по ликвидации МЖК вошел его последний директор, художник Петр Вильямс, – до него музей возглавляли Древин, Родченко, а после разделения функций музея и вновь созданного музейного бюро (для организации подобных музеев по стране) во главе стал Кандинский. Комиссия поделила собрание МЖК на 12 списков, согласно которым искусство распределялось по фондам Третьяковки, Русского музея и провинциальных музеев. Список № 1, куда вошло 112 работ, и дал название выставке. Но интерес представляют не только первые два списка (во второй вошло 310 рисунков, отобранных искусствоведом Анатолием Бакушинским для отдела рисунка ГТГ). Важны они все, включая список № 6 (скульптура) и трагические списки № 7–11, из которых железную скульптуру предлагалось передать на металлолом, а холсты – на тряпье (там были работы Розановой, Стржеминского, Лучишкина, Стенбергов, Коган, Чекрышина, Юдина). И наконец, список № 12. Работы из него следовало уничтожить, хотя почти все они уцелели в запасниках Третьяковки, куда в общем попало около 700 работ.

В открывшуюся сейчас выставку попали вещи из разных списков, но посвящена она именно московскому музею, и в попытке хотя бы условно воссоздать его экспозицию и хронологию авторы проекта – куратор Людмила Пчелкина, ее помощник Ирина Кочергина и авторы дизайна Евгений Асс и Ольга Аистова – пользовались среди прочего путеводителями тех лет. Уже из одного этого можно сделать вывод, какого уровня достопримечательностью был МЖК.

Восхищает откровенность выставки, из которой (и из ее энциклопедического уровня каталога) можно узнать, например, какие тысячи плачены были за работы (а это единственный пример в России, когда государство за большие деньги покупало авангард), где и сколько их было уничтожено, как, с документами под стеклом, были отданы на Запад уже в 1970-х два супрематических полотна Малевича, ставшие гордостью Музея Людвига и Галереи Тейт. И какие здесь устраивались эксперименты – саунд-инсталляция позволяет оценить, насколько передовым был МЖК и каким преступлением было его уничтожить.

Здесь сотни произведений, от «Импровизации № 7» Кандинского до «Скрипки» Любови Поповой, от растиражированного гончаровского «Павлина» до «Отдыхающего солдата» Ларионова, плюс работы расстрелянного Древина и умершего в войну Клюна (включая «Музыканта» (1916), попавшего, даром что скульптура, в список № 1), Ле Дантю и Розановой, которых к моменту создания музея не было в живых, знаменитых Лентулова и Куприна и забытых Паина, Юстицкого, Ципперсона, Козлова, чей провидческий рисунок «Суд» 1927 г., как и вся выставка, сделанная с невероятной нежностью и поразительной честностью, наводит на размышления о дальнейшей истории страны.

«Союз молодежи. Русский авангард 1909–1914» – до 19 января

«Авангард. Список № 1. К 100-летию Музея живописной культуры» – до 23 февраля

Исправлено имя Андрея Сарабьянова.