В Петербурге открылась гигантская выставка кинетистов

Кинетическое искусство, или кинетизм (от греческого kinesis – движение), объединяет не только художественные объекты, в которых что-то движется. Хотя механические скульптуры Жана Тэнгли остаются его самым ярким образцом, как и мобили Александра Колдера. «Движенье – счастие мое!» из песни Шуберта про мельника – это и про них, и про советских кинетистов 1960–1980-х, которым главным образом посвящена выставка. Но эпоха, которую она охватывает, началась век назад и продолжается по сей день. 

Обман зрения

В работах кинетистов (или кинетов, как они иногда сами себя называли) реальное движение часто оборачивается его оптической иллюзией. Движением формы, визуальным эффектом перемещения, игрой света и тени, даже просто ощущением неустойчивого равновесия, возникающим при взгляде на предметы и изображения. Кажется, тронь их или подуй ветер, – и шар покатится, детали соединятся в подвижную цепь, повторяющиеся элементы в картине скатятся к ее краю, струна, связывающая детали напряженной конструкции, порвется и начнется ее, этой конструкции, новая, видоизмененная жизнь.

Это все равно будет жизнь искусства – кинетисты доказали, что произведение может быть построено на движении и оптическом преобразовании. А перемещающиеся в пространстве объекты могут быть столь же сильным средством эмоционального воздействия, как живопись, музыка, слово etc. Так же работают и перемещения иллюзорные – например, квазиголограммы в «Тотальном театре» Вячеслава Колейчука, нанесенные штрихами на отполированной металлической поверхности и таким образом подсвеченные, что возникает иллюзия объема и движения.

Свой «Тотальный театр» Колейчук, архитектор, художник, изобретатель и, безусловно, главный герой нынешней выставки, год за годом создавал в том числе вместе с дочерью Анной. Она стала одним из кураторов петербургской выставки и автором ее раздела «Лаборатория искусствометрии». Второй куратор – Андрей Смирнов – составил «Лабораторию синестезии» (часть экспозиции, посвященная взаимопроникновению разных видов искусства). А Юлия Аксенова отвечала за общий кураторский подход.

Авангардисты и шестидесятники

Основной сюжет выставки построен вокруг участников созданной в 1962 г. группы «Движение» – начиная с его лидера Льва Нусберга, Риммы Заневской-Сапгир, Александра Григорьева и заканчивая мастерами пространственных форм Франциско Инфантэ-Арана и Вячеславом Колейчуком. Но слишком велик Манеж с его боковыми галереями и вторым этажом, чтобы, насыщая это пространство, еще и соблюсти строгости жанра. Поэтому нашлось место и для предшественников, тех, кто прокладывал кинетистам дорогу.

Это не только Наум Габо, создавший в 1920-м, еще до эмиграции, первую подвижную скульптуру – вибрирующую «Стоячую волну», и Владимир Татлин, который тогда же представил публике модель своей башни – памятника III Интернационалу – с объемами, движущимися по кругу и параллельно вращающимися вокруг своей оси. Родоначальниками здесь стали почти все отцы русского авангарда, начиная с Малевича, чье присутствие выглядит, впрочем, несколько искусственно. Футуристические архитектурные фантазии Якова Чернихова присутствуют в залах наравне с театральными эскизами огромных марионеток-фигурин, нарисованных Эль Лисицким к постановке оперы Матюшина «Победа над Солнцем» («Цветовые таблицы» самого Матюшина тоже есть). От фигурин, в свою очередь, проложен не слишком логичный мост к эскизам Любови Поповой к «Великодушному рогоносцу» Мейерхольда. 

Хотя более убедительной выглядит перекличка с авангардом у Нусберга в его идеях оформления Ленинграда к 50-летию Октябрьской революции и в «Кибертеатре». А также в конструктивистских эскизах Густава Клуциса, воплощенных в реальные конструкции уже в наше время Колейчуком. Или у Юрия Злотникова в его листах из «Сигнальной системы» 1950-х. Наконец, у Булата Галеева и НИИ «Прометей» в Казани, родившегося из студенческого КБ, одержимого идеей исполнить световую партитуру скрябинской «Поэмы огня». 

Это искусство создавалось лириками вместе с физиками, родилось в среде художественно-научных дискуссий, на страницах журнала «Знание – сила», в виде визуальных, звуковых и киноэкспериментов (среди них есть реконструированный слайд-фильм главного художника журнала Юрия Соболева «Мандалы» – в спектакле «Почта» 1981 г., поставленном им вместе с режиссером Михаилом Хусидом по пьесе Рабиндраната Тагора, три экрана, на которые проецировалось изображение, составляли задник сцены). 

Иногда это искусство кажется наивным. Зато дает почувствовать уровень внутренней свободы, которая была у художников, несмотря на все, что творилось вокруг.

Эффект и эффективность

Свобода движения, пусть даже в границах произведения, вдохновляет и обнадеживает, даже если не слишком вникать в суть предмета. Кажущаяся близость этих объектов к дизайну создает эффект понятности: кинетизм – самый прямой и легкий вход в современное искусство. 

Он зрелищен и разнообразен. Поворачиваясь от одних кунштюков к другим – от машущей крыльями машины Владимира Мартиросова («Подъемная сила», 1973) к «Управляемым скульптурам» (2008) Романа Сакина и реконструированной «Электрической Венере» (1930) Александра Лабаса, можно, не сходя с пятачка, проделать путь во времени длиной почти в век. 

На успех выставки работают и яркая архитектура, придуманная Ксенией Лукьяновой, и изобретательный графический дизайн Андрея Шелютто и Ирины Чекмаревой, и возможности поиграться с оптическими иллюзиями и поиграть на терменвоксе, а также открыть для себя новое направление, которого в Петербурге/Ленинграде почти не было. 

И публика уже подготовлена. В 2014 г. большой выставкой группы «Движение» открылась московская галерея Artstory, в 2018-м появился кинетический проект «Гаража», и перед зданием в парке Горького на все лето поставили «Атом» Колейчука. Через год был устроен следующий проект, посвященный уже только русскому кинетизму, в Центре современного искусства «Заря» во Владивостоке. А теперь куратор владивостокской выставки Полина Борисова открыла выставку уже в Петербурге, в пространстве «Севкабель порт», новую, но на ту же тему. Такой стереовзгляд кажется полезным – и, может быть, в дополнение к названным героям, в «Севкабеле» появятся другие, и среди них окажется, например, архитектор Борис Стучебрюков, который, начиная с середины 1980-х, создавал удивительные подвижные скульптуры из бритвенных лезвий, ставшие одним из эстетских символов эпохи, – многие надеялись увидеть его в «Лаборатории будущего». Слишком много кинетистов в любом случае не бывает – что выставка в Манеже и призвана доказать.

До 29 марта 

Санкт-Петербург