«Коллекции могут меняться и удивлять, но Cartier всегда должен оставаться Cartier»
Пьер Райнеро, директор по наследию Cartier рассказывает о принципах ДомаНа XXVII Biennale des Antiquaires, или Биеннале антикваров, прошедшей в парижском Grand Palais в сентябре 2014 года, французский Дом Cartier представил коллекцию Royal Cartier, состоящую из 180 драгоценностей и ювелирных часов. Прекрасный повод, чтобы обсудить с Пьером Райнеро интересные факты из прошлого, состояние ювелирных коллекций в настоящем и их перспективы в будущем. С кем еще, как не с человеком, отвечающим одновременно за музейное собрание Cartier Tradition и богатейшие архивы Дома, а также за имидж и стилистику современных творений Cartier?
— Пьер Райнеро. Два года назад мы собирали драгоценные камни для этой коллекции – а как вы знаете, дизайн любого собрания ранга high jewellery строится вокруг камней – и в какой-то момент осознали, что главные среди них – синий сапфир из Кашмира огранки «подушка» в 29,06 карата, колумбийский изумруд огранки «подушка» в 26,60 карата, красная шпинель грушевидной формы весом 49,74 карата, мозамбикский рубин в 15,29 карата овальной огранки, австралийский черный опал весом в 57,95 карата и т. д. – весьма и весьма редки. К тому же среди ста крупных драгоценных камней у нас была жемчужина действительно королевского происхождения – Royal Pearl весом 8,3 г и размером 21,82 х 17,6 х 16,4 мм; в свое время она принадлежала королеве Англии Марии Текской, супруге Георга V. И мы задумались: а что вообще значит «королевский» в истории Cartier? Да, это множество клиентов Дома из числа королевских и аристократичных особ. Но это и наша собственная маниакальная требовательность к тому, чтобы оставаться на высоком уровне запросов самой искушенной клиентуры мира. Мы решили, что данная коллекция им вполне отвечает, и дали ей такое высокопарное, но совершенно оправданное название.
— П.Р. И да и нет, мы не ставим себе именно такую задачу. Cartier всегда должен оставаться Cartier. Но когда у вас в руках жемчужина, подобная Royal Pearl, или уникальный грушевидный бриллиант в 30,21 карата, предположительно из копей легендарной Голконды, они ведут вас в определенном направлении. Но, на мой взгляд, мы создали с этими драгоценными камнями не такие уж классические изделия! Колье с бриллиантом – скорее классика дня завтрашнего, его дизайн весьма современен, и бриллианты разной огранки размещены в нем весьма необычным способом, это украшение привносит нечто новое в наш собственный ювелирный словарь.
— П.Р. В первую очередь мы стараемся подбирать камни именно из нашего собственного хранилища, оно пополняется месяц за месяцем, год за годом, в зависимости от возможностей приобретения того или иного камня, которые мы для себя видим. Подобное хранилище – вполне традиционная вещь для ювелиров нашего уровня, у нас просто должно быть в наличии достаточное количество изумрудов, рубинов, сапфиров, бриллиантов, потому что на них постоянный спрос. И королевскую жемчужину, и уникальный бриллиант мы взяли из нашего хранилища, они несколько лет назад были приобретены у разных дилеров драгоценных камней.
— П.Р. На самом деле мы нередко использовали важные жемчужины в украшениях за всю историю Cartier. Скажем, серьги с жемчугом из украшения Марии- Антуанетты, которые были проданы Пьером Картье основательнице компании General Foods Inc Марджори Мерриуезер Пост (она потом передала их в коллекцию Smythsonian Institute). Через наши руки проходили и серьги с жемчугом, принадлежавшие самой Екатерине Великой, вашей императрице, и мы продали их американской семье Додж, владельцам автомобильного концерна Dodge. Довольно часто мы не знаем происхождение жемчуга, который к нам попадает, но уровень его качества говорит о непростом прошлом его владельцев.
И, кстати, La Peregrina не находилась в нашем хранилище, а была собственностью Тейлор. А Royal Pearl мы приобрели три года назад специально для нашего будущего украшения.
— П.Р. Риторический вопрос. Но мы заплатили такую высокую цену, потому что это важная драгоценность музейного уровня. Она сама по себе сокровище из-за имперского нефрита XVIII века – он был подарен Хаттон отцом на ее свадьбу с князем Мдивани в 1933 году. И это колье – пример того, как мы сочетаем невероятные драгоценные материалы, неважно из какой культуры они пришли, и наш собственный стиль. Мы создали для Хаттон застежки для колье, и часть их с кисточками теперь отсутствует, осталась лишь часть с рубинами и бриллиантами. Но и она демонстрирует, что мы деликатно, но точно ставим «печать» собственного стиля на любое украшение.
Изначально это колье было куплено на аукционе украшений Барбары Хаттон в 1985 году, и вот теперь владелец вновь выставил его на Sotheby’s, а цена украшения возросла невероятно.
— П.Р. Да, все верно, эти украшения из хрусталя, в черно-белой гамме оникса и бриллиантов или же c cиними сапфирами действительно можно отнести к ар-деко. Но то, как мы работаем с ними в плане дизайна, – это совершенно новая манера, во многом навеянная архитектурой конца XX века или дня сегодняшнего.
— П.Р. Это в некотором роде обязанность Cartier – развивать любую свою традицию в современном ключе, и мы довольно серьезно к ней относимся. Думать об эволюции ювелирного дизайна, о способах сделать его иным, новым, актуальным – вот, что мы постоянно обсуждаем с дизайнерами. Порой в этих дискуссиях я сам сталкиваюсь с противоречием. С одной стороны, моя роль директора по наследию заключается в том, чтобы произносить: «Это весьма отличается от всего остального, но это не Cartier!» А в других случаях я говорю: «Будьте иными, отличайтесь от всего сделанного ранее». И дизайнерам нужно выдавать вариант, который отвечал бы этим противоречащим друг другу задачам! Но дизайнерам нравится решать такие ребусы, и между нами с Жаклин Карачи, главой отдела дизайнеров high jewellery, и ее командой царит полное взаимопонимание. Жаклин из тех, кто любит, когда их немного подталкивают вперед, побуждают к чему-то большему. И мы ведем постоянный диалог с ней и возглавляемым ею отделом из десяти дизайнеров. Она такая же, как и я, – ей нравится удивлять людей вновь и вновь.
— П.Р. Украшения в духе ар-деко, о которых вы уже упомянули, имели мгновенный успех и в Америке, и в Европе. Помню, я присутствовал на закрытом ужине Cariter в Майами и сидел рядом с клиенткой, которая тогда и приобрела большинство из них. Так вот она мне сказала, как отрезала: «Мне нравится это художественное направление, следующие украшения в этом же стиле я тоже беру». Представляете, еще не видя их! Точно так же я был удивлен мгновенным успехом новой комбинации цвета, которую мы предложили: опалы в сочетании с цветными сапфирами, отчасти повторяющими всполохи внутри драгоценного камня. И это сочетание стало мгновенно востребовано среди самых разных людей из разных стран и культур, разного возраста, эхом пронеслось по всем нашим рынкам.
— П.Р. Долгие годы люди относились к опалам со скептицизмом – из-за разных предрассудков и домыслов, не имеющих к опалам никакого отношения: он считался несчастливым камнем. И, полагаю, имя Cartier на украшениях с опалами послужило некой индульгенцией что ли, люди посмотрели на них иными глазами, через призму нашего стиля, что заставило оценить их иным взглядом, без всяких предрассудков. Возможно, мы просто изменили общественное мнение. У нас и в этой коллекции есть великолепный браслет-манжета с австралийским опалом весом 57,95 карата в окружении сапфиров, цвета которых отражают всполохи опала.
— П.Р. Я бы сказал, что таких примеров множество. Вот, например, в нынешней коллекции мы представляем рубин из Мозамбика в колье-воротнике в африканском стиле. Это заставило нас вспомнить о начале XX века, когда Cartier стал пионером в использовании бриллиантов, которые тогда только начали добывать в Южной Африке. Все вокруг им не доверяли: слишком силен был стереотип, что драгоценные камни могут происходить только из Индии и Юго-Восточной Азии. А мы начали активно использовать бриллианты из Африки в украшениях для важных клиентов, это стало переломным моментом. И сегодня мы первые, кто начал использовать сапфиры из Мадагаскара и рубины из Мозамбика, потому что у нас нет предрассудков – если камень прекрасен по всем своим характеристикам, то он прекрасен.
— П.Р. Случается, и часто. И это серьезная проблема для нас. Мы не любим цитировать самих себя и не занимаемся изготовлением реплик, в таких случаях приходится отказывать клиенту или пытаться изменить его мнение. Подобные выставки призваны демонстрировать, что стиль Cartier находится в постоянной эволюции, и если люди хотят иметь вещь музейного уровня, то они либо должны приобрести старинную (а мы занимаемся и продажей старинных вещей Cartier), либо должны дерзнуть обладать передовым украшением сегодня. Вещь достигает музейного уровня, только если она представляет собой некую инновацию или знаковое изменение в стиле для своего времени, посыл каждой выставки именно таков. И если кто-то просит нас о реплике, то, увы, сей посыл он не понял, не прочувствовал, что обидно. И, конечно, не так просто бывает объяснить это клиентам. В частных заказах мы вообще больше сталкиваемся с традиционным вкусом, причем до такой степени, что я даже порой не выдерживаю и выпаливаю: «Но у вас же есть уникальная возможность сотворить историю, свою собственную и историю Cartier, историю ювелирного искусства!»
— П.Р. Это верно, первый и главный критерий – вещь должна вам нравиться и доставлять удовольствие. Потом вы уже можете задуматься: насколько данная покупка является инвестицией, есть ли у этого украшения потенциал стать исторической вещью через какое-то время? Здесь критерии те же самые, что и при приобретении произведения искусства.
— П.Р. Да, такое бывает довольно часто. Не так давно к нам пришла семейная пара, и, когда они разложили передо мной драгоценные камни из своей коллекции, я ахнул: оказалось, что передо мной сидят люди, которые приобретали за последние годы на аукционах все самые важные исторические камни!
Так вот, когда люди приносят подобные камни и знают их цену, они готовы рискнуть и создать вокруг них оригинальное украшение. Но все же оно зависит от индивидуальности женщины, которой предстоит его носить, оно должно отражать ее характер, стиль, так что однозначного ответа на ваш вопрос нет. Это сочетание двух желаний: подчеркнуть выразительность камня, с одной стороны, а с другой – придумать дизайн для конкретной женщины.
— П.Р. Да, верно – гармония и баланс всех составляющих! Мы в Cartier называем это высокопарно «чувством прекрасного». Поэтому когда мы рассматриваем эскизы будущих украшений, то всегда спрашиваем друг друга: действительно ли это красиво?! Вот первый вопрос, на который мы должны ответить положительно, и только затем уже задаем все прочие вопросы. Кстати, порой красота может быть неожиданной, ее можно увидеть в формах, про которые вы и подумать не могли, что они прекрасны.
— П.Р. Да, ювелирные техники сегодня куда совершеннее. И мы чувствуем себя довольно свободно в создании самых сложных вещей. Вот только эта сложность всегда должна быть оправданна – имеет ли смысл тратить сотни часов на создание настолько сложной, инновационной вещи? Ведь потом еще надо найти клиента, который оценит уровень исполнения. Так что да, мы постоянно раздвигаем границы возможного в техническом плане, но не менее часто спрашиваем себя: не будет ли вещь стоить слишком уж дорого? Пока, к счастью, нам удается найти на инновационные изделия своего любителя.
— П.Р. На самом деле несколько лет назад мы представили коллекцию часов La Dona, в которых плетение браслета напоминало шкуру крокодила, и среди них были и ювелирные модели. Но в данном случае опять же украшение было придумано вокруг трех изумрудов родом из Южной Африки – мы поняли, что не хотим их разделять, и дизайнеру пришла в голову идея о крокодиле-браслете, на спине которого и разместили камни. А потом нам было интересно сделать еще несколько украшений на ту же тему, причем среди них есть и не фигуративные, только намекающие на рептилию.
— П.Р. Мы создаем тиары не только по частным заказам, но и для регулярной продажи в бутиках. Немного, но создаем. Что касается бандо, то форму опять же продиктовал синий сапфир огранки «кабошон»: он очень длинный, и сразу стало понятно, что рядом с ним можно сделать ленту той же ширины. Так появилась мысль о бандо. Да, это весьма специфическое украшение для прически, именно потому мы и сделали его трансформером – бандо легко превращается в два браслета. Тиару в нашей коллекции с Royal Pearl также можно превратить в колье, но это сделать куда более сложно технически: за этим стоит невероятное количество математических и инженерных вычислений. А с бандо все куда проще. Впрочем, для владелицы подобных украшений обе задачи довольно просты: мы над ними хорошо поработали.
— П.Р. Постоянное обучение, постижение и открытие чего-то нового буквально каждый день. Скажем, у меня нет геммологического образования, и я узнаю все новые сведения о драгоценных камнях. Но, пожалуй, больше всего мне нравятся сюрпризы, которые преподносят мне дизайнеры – они приходят с идеями, которых от них даже не ожидаешь! Это и есть самые счастливые моменты в моей работе.