Дмитрий Ханкин: Дмитрий Ханкин рассказал «Ведомостям», почему «Триумф» так активен

Дмитрий Ханкин – совладелец и художественный руководитель галереи «Триумф», основанной 10 лет назад. За это время очень активная коммерческая галерея превратилась в тоже активную, но уже малокоммерческую институцию – одного из главных героев отечественного современного искусства

– Каюсь, сделали.

– Мы давно преодолели собственный галерейный статус, это всем понятно. Сохраняем название от лени, от нежелания ничего менять. Мы не занимаемся тем, что должна делать галерея, – продавать или создавать условия для продажи. Мы много продюсируем, что-то, бывает, иногда продаем, но вовсе не это определяет нашу деятельность.

– Или не начнет. Впрочем, все имеет место быть. Я не люблю слово «благотворительность», еще меньше – «меценатство».

– Наоборот, мы есть живое воплощение бескорыстия в этой отдельно взятой сфере человеческой деятельности. В нашей стране и в это время занимающимся современным искусством даже думать о корысти не стоит. Я считаю «Триумф» просветительским проектом, и этим он мне особенно дорог.

– Конечно, публику. Самое главное для нас – публика, зритель. Мы всячески пытаемся преодолеть так называемую элитарность современного искусства. Мы пытаемся сделать все, чтобы людям с нами было удобно и интересно. Мы открыты в удобное время, не берем денег за вход, дарим каталог. Мы находимся в удобном месте и готовы объяснить любому любопытствующему все, что показываем.

– Да, ситуация поменялась, и этот год как раз и стал неким парадигмальным рубежом. Появились выставки, на которые приходит по 2000–3000 человек за неполный месяц. Это много и очень меня радует, пожалуй, больше всего остального. Появилась постоянная публика, и я этих последовательных людей уважаю и привечаю.

– Отнюдь, наша стратегия ясно видна, если хотеть видеть: мы разыгрываем одни и те же карты из года в год, последовательно и упорно. Если взять наш флагманский проект этого года Extension – это групповые выставки с арт-сцен соседних с Россией стран и имеющих к тому же некое геополитическое напряжение, по общей классификации эти арт-сцены провинциальные – Иран, Южная Корея, Румыния и Эстония.

– Возможность посмотреть на очень разные арт-ситуации и сравнить их с московской. Часто это сравнение не в нашу пользу, но можно увидеть и новые пути преодоления того, что надо преодолеть. Например, кризис постакадемизма. В Румынии прекрасно сохранилась академическая школа, и академические художники нашли свое место в современном искусстве. Они отлично интегрированы в Европе и мире. Из их среды выросло несколько суперзвезд. Работают свежо и ясно, блестяще по содержанию.

– Это современное искусство в любом случае, потому что рядом с ними люди делают инсталляции или сами эти люди их делают. Просто у них академическое образование. Или Иран – проблемы закрытого государства. Все люди, которых мы показали на выставке, родились после исламской революции, живут и работают в Тегеране, никто никуда не уехал. Блестяще владеют сегодняшним контекстом и стратегиями. Никак не изолированы. Все это уроки для нас, и мы их извлекаем. Маленькая Эстония с кучей проблем имеет очень больших художников, крайне бережно, не сказать трепетно, относится на самом высоком уровне к своему современному искусству. Латвийская выставка у нас будет очень интересной в следующем году, куратор там замечательный – Дайга Рудзайте, великий человек. В Вильнюсе очень интересные художники, наследники старой культуры Великого княжества Литовского, не какой-нибудь ерунды. Это интересно показывать. Наш проект лишний раз доказывает общность мирового изобразительного языка, стратегий и практик. Есть, конечно, специфические акценты, но точно видно общее направление для всего мира. И что бы мы ни говорили о себе как об отдельно растущем дереве, мы – часть мира. То же самое с молодыми – здесь у нас тоже есть своя стратегия.

– Не астрономическое – пять-шесть, на прошлой Московской биеннале было девять. Основной проект на молодежной биеннале был сделан очень хорошо, по крепкому международному рецепту, хотя он не был ни дико отважным, ни прорывным или масштабным. Но биеннале – это не только основной проект, вот мы и сделали еще несколько разномасштабных продуктов.

– Мы много делаем в этом направлении и никогда об этом не пожалели, каждый год стараемся проводить несколько крупных музейных выставок. Даем своим художникам площадку для упражнения, и это часть борьбы за зрителя.

– Я бы предпочел об этом говорить через 13 месяцев, когда биеннале закончится.

– Биеннале и «Росизо» ничем не связаны.

– Не вижу тут никакого вреда делу. Попросило нас «Росизо» помочь, отчего же нет? Тогда оно даже не было «Росизо» – ГЦСИ. И к Московской биеннале никакого отношения эта история не имеет. Не понимаю, зачем это обсуждать со мной. Не хочу ничего говорить наперед. Получится у нас так, как задумывалось, или нет, но хуже, чем был основной проект прошлой Московской биеннале, уже не будет. И я не вижу конфликта интересов, это досужие разговоры для не ориентирующихся в сегодняшней московской ситуации. Вопрос же с участием «Триумфа» в параллельной или специальной программе тоже вряд ли несет в себе зерна конфликта – обычно мы не показываем ерунду, делаем все хорошо по любой мерке и сами платим за общие праздники. Кому, скажите на милость, мы перейдем дорогу?