Антиглобалисты победили Набокова
В программе "Золотой маски" показали самый эксклюзивный оперный продукт - башкирскую национальную оперу "Кахым-туря". В эти же дни Москва познакомилась и с неудачливым конкурентом этого спектакля, оставшимся за бортом конкурсной программы, - оперой Родиона Щедрина "Лолита" в постановке Пермского театра оперы и балета. Сравнение показало, что экспертный совет, формировавший конкурсную афишу фестиваля, ошибки не совершил.
Вообще-то Башкирский театр оперы и балета давно повернулся лицом к мировой практике: все положенные классические оперы идут в Уфе на языке оригинала, там проводится фестиваль, собирающий звезд. Но у башкир есть и своя национальная классика - шесть опер Загира Исмагилова (1917 - 2003) на башкирском языке. Так случилось, что одну из них в свое время в театре не поставили. Готовый "Кахым-туря" лежал мертвым грузом с 1981 г. и только в 2002 г. увидел огни рампы. Каково же было удивление башкирских коллег, когда московские фестивальные отборщики (ранее игнорировавшие, скажем, "Травиату" по-итальянски) вдруг жадно ухватились именно за эту работу - мхом поросший советский продукт.
В Москве "Кахым-туря" прошел с триумфом. Башкирский полководец Кахым-туря, вместе с Кутузовым бивший Наполеона, пленил зал идеальным сочетанием черт исторического и мифологического героя. Он был храбр и образован, чтил отца и мать, был верен жене, а умирая от отравления, призывал к неотмщению. И при том, что умел изъясниться по-французски, выражал свои чувства с помощью высоко опосредованных интонаций башкирской песни. Одноголосная песня звучала из-за кулис в прологе и эпилоге: опера словно рождалась из песни и возвращалась в нее. Зал дивился тому, как выразительно звучит башкирский язык в устах оперных, пусть и не всегда перворазрядных артистов, как осмысленно они поют. Радовался выходу Кутузова (как положено - одноглазого). Искушенная фестивальная публика притопывала в такт пляскам лихих башкирцев, а в антракте напевала искрометные мелодии хоров.
Одна из причин успеха, честно скажем, ностальгия по советской власти. Другая - достоинства редакции, которую осуществил вместе с композитором дирижер Алексей Людмилин (он же темпераментно вел спектакль, обнаружив завидные достоинства уфимского оркестра и хора) , и постановка (малозаметный режиссер из Петербурга Иркин Габитов вдруг попал в тему). Третья причина самая существенная. Сегодняшний зритель/слушатель смотрит театр но и Пекинскую оперу, увлечен этнической музыкой. "Кахым-туря" попал именно в эту нишу, имя которой - антиглобализм. Опера Исмагилова - произведение, написанное автором, который прошел выучку в Московской консерватории, в его музыке слышны Мусоргский, Равель, Пуччини. Вместе с тем этому стилю присущи полная независимость от скоротечной европейской моды, черты эпического, даже наивного сознания. К "Войне и миру" Прокофьева он относится как к опере старшего русского брата, сам факт существования которой узаконивает заимствования из нее готовых персонажей (Кутузов) и даже музыкальных номеров (солдатский марш). Не случайно, что в опере башкирского композитора почти нет отрицательных героев: тот, кто мыслит языком народа и поет на нем, по определению прекрасен. "Кахым-туря" - счастливо открывшаяся часть огромного, уходящего под воду материка - советской национальной оперы. Будем надеяться, что хотя бы мода на этнику убережет его от исторического забвения.
Пермский театр оперы и балета тоже поставил оперу ХХ в. - "Лолиту" Родиона Щедрина, премьера которой прошла в 1993 г. в Стокгольме на шведском языке под управлением Мстислава Ростроповича. Пермский театр верен себе: там всегда отважно ставили современный репертуар - Прокофьева, Денисова, того же Щедрина. И вот российская премьера "Лолиты", она же мировая премьера на русском. Это Щедрин, но тот ли это Щедрин, кто втащил частушку на симфоническую сцену, инкрустировал джаз в фортепианный концерт, остроумно переделал оперу "Кармен" или соткал большую симфонию из прелюдий-миниатюр? Такое впечатление, что, став русским композитором из Мюнхена, Щедрин усвоил скучный, псевдоглубокомысленный общеевропейский стиль. Лишь несколько хоров, оркестровых эпизодов, обертоновая гамма (символ изначальной чистоты? ) да Колыбельная в Эпилоге выдают прозрачный, ясный и небанальный стиль композитора. В остальном мы слушаем и смотрим камерную драму, лишенную и скандальности, и драматизма, заполненную однообразными и неестественно растянутыми вокальными речитативами, слегка оттененную хором судей в париках и - самое оригинальное - квазиамериканскими рекламными вставками.
Постановка Георгия Исаакана спасти Щедрина не может - разве что поиграть символами да разбавить монотонию диалогов выходами танцующих или фехтующих детей. Стильная сценография Елены Соловьевой тоже гибнет в общей вялости. А неудачный план вывести на сцене нимфетку в исполнении взрослой артистки не может воплотить в жизнь даже талантливая Татьяна Куинджи.
Казалось бы, пермский театр аттестовал себя в Москве как просвещенно европейский, а башкирский - как неизжито советский. Однако парадоксальным образом настоящая свежесть обнаружилась именно в башкирском случае. Десять лет назад все было бы наоборот.
Но снимем шляпу и перед настойчивостью пермяков. Их не отобрали на "Золотую маску" - а они все равно приехали сами (с двумя спектаклями, второй - опера "Клеопатра" Массне) , причем именно в разгар пренебрегшего ими фестиваля. Такая уверенность в своей правоте тоже вызывает уважение.