Проект “Б”: Честное животное


За последние две с лишним тысячи лет человек не должен был перестать быть “существом общественным” или “животным политическим” (и тот и другой перевод по-своему правильный). Когда-то это считалось отличительным свойством свободного человека – не животного, не раба.

Но сейчас это как будто не так, да и вообще в разные моменты истории много раз казалось, что не так. Это могло восприниматься как необходимость мириться с неизбежным злом, или как служба, или как актив, который можно конвертировать в деньги. В тоталитарных обществах участие в политике почти неизбежно – либо сотрудничество с системой, либо борьба с ней.

Например, в советское время активный, мыслящий человек в какой-то момент вполне мог оказаться перед выбором – вступать в партию или быть вне системы. Если не разделяешь идеологии, то вступление оправдываешь пользой для дела, шансом слегка изменить мир, возможностями для карьеры, в конце концов. Ты реалист и понимаешь, что есть вещи реализуемые, а есть не реализуемые в данной системе. А твой собственный друг видит в твоем решении то, что ты продался и пошел в партию. И со временем тебе все труднее с ним спорить, особенно когда уже есть дача, машина и даже возможность съездить в Чехословакию. А у друга ничего такого нет, и работа не по специальности, и здоровье так себе, потому что по неведомой причине нонконформизм в России (не всегда, но часто!) требует подкрепления алкоголем или другими еще более активными веществами. Конформизм, если он сугубо циничен, кажется, требует того же.

Один из руководителей первого постсоветского правительства рассказывал мне, что эта ситуация была им с горечью осознана, когда в 1991–1992 гг. нужно было срочно набрать людей для работы. С завистью он говорил про ту самую Чехословакию – там была “альтернативная элита”. Были люди, после 1968 г. выгнанные со всех значимых позиций, но сохранявшие компетентность. Их и позвали. А в России большинство людей, которые могли сразу начать хоть как-то работать, были из той же советской системы, только с этажей пониже верхнего. Система либо убила диссидентов, либо сделала их маргиналами. Не знаю, может, и лукавил мой собеседник – сам он тоже был изнутри.

В общем, старый, старый для русского политического животного выбор – действовать изнутри или снаружи системы. Если изнутри, то для этого нужно войти в нее и стать ее частью. А как ты ее изменишь, если ты часть и у тебя уже связи и зависимость? А если ты снаружи и хочешь ее сломать, то в случае успеха очень многим будет плохо, включая невинных младенцев. Или ты конформист, или революционер – плохой выбор.

Жители развитых демократий говорят, что и у них все то же. Тоже надо либо входить в истеблишмент, либо оставаться на полях общества. Но конкуренция между несколькими, пусть и конформными системами все-таки не одна система.

У нас этот выбор всегда был острее, поскольку политическая альтернатива очень уязвима – система либо втягивает внутрь (реалисты), либо отбрасывает вон (диссиденты). Сейчас, когда эта дурная дилемма опять обострилась, “альтернативная элита” должна как минимум осознать себя таковой. Если ты честное общественное существо с головой и навыками, то выбор между поддержкой единственной партии и уходом в революцию – не единственный возможный выбор. А институциональное оформление альтернативы подоспеет, когда придет время.