Время гламура
Зальцбургская программа–2005 закроется сегодня концертом Берлинского филармонического оркестра под управлением Саймона Рэттла. Фестиваль, как всегда, охватывает все жанры академической музыки, особенно впечатляя списком оркестров, дирижеров и пианистов. Но выражает свое кредо и утверждает европейское лидерство в первую очередь через оперные постановки.
Так повелось в Зальцбурге при Жераре Мортье, нынешнем лидере Опера де Пари: за десять лет (1992–2001) его руководства опера из задворок современного театра стала его полноправной частью. Собрав мировую театральную элиту и явно предпочитая авангардистов музейщикам, Мортье превратил оперный спектакль в акцию, где современный художник высказывается по существу. Год его ухода (2001) ознаменовался тремя событиями: скандальной постановкой “Летучей мыши” Ханса Нойенфельса (надругательство над национальной святыней обсуждали даже таксисты), “Свадьбой Фигаро” Кристофа Марталера, заглянувшего во внутренний мир человека, и революционной “Ариадной на Наксосе” Йосси Вилера и Серджо Морабито, открывшей новый, уничтожающий условность жанра театр – театр документальной драматической правды и кинематографической достоверности (к слову, сейчас этот режиссерский тандем выпускает “Норму” Беллини в московской “Новой опере”).
С приходом нового интенданта, композитора Петера Ружички, процесс омоложения оперы затормозился. Если бегло бросить взгляд на оперную программу Зальцбурга последних лет, то театральных событий, отражающих новый подход к опере, в ней отыщется по большому счету два: 2002 – интеллектуальный “Дон Жуан” дирижера Николауса Арнонкура и режиссера Мартина Кушея с прекрасным актерским составом, 2003 – переполненное энергией хулиганское “Похищение из сераля” молодого Штефана Херхайма, который из-за горячей реакции публики чуть не был сорван. Из программы 2004 г. как пример свежей интерпретации вспоминается “Кавалер розы” Роберта Карсена (сценограф этого спектакля Петер Пабст покорил Москву своей цветочной горой в “Мойщике окон” Пины Бауш), давший свежее, плотское и чувственное ощущение музыки Штрауса.
Чем же запомнится оперная программа Зальцбурга-2005? Прежде всего, скромными размерами – три Моцарта: “Так поступают все женщины” (возобновление прошлогодней постановки), “Митридат, царь Понта”, славный тем, что им дирижировал Марк Минковски, и “Волшебная флейта” в постановке зальцбургского дебютанта Грэма Вика (которую можно будет скоро увидеть в Большом театре – премьера в октябре).
Главных событий намечалось два: воскрешение забытой оперы Франца Шрекера “Отмеченные” (завершение цикла, посвященного репрессированным при фашизме композиторам) и “Травиата” Верди.
Постановка “Отмеченных” (режиссер Николаус Ленхофф) выполнила свою мемориальную задачу. Популярное после мировой премьеры (1918) и вычеркнутое затем из репертуара произведение последователя Вагнера поразило в руках Кента Нагано своей музыкальной роскошью. Но не затронуло по существу, как затронула когда-то свидетеля премьеры 14-летнего гимназиста Теодора В. Адорно: сегодня ее “скандальная, шокирующая эротичность” оказалась эффектной косметикой (сценография Раймунда Бауэра).
Однако декоративная манерность “Отмеченных” – не случайность, а почти программное заявление. В том же духе – большого, красивого и выхолощенного зрелища – выдержана главная премьера года “Травиата”, порученная видному режиссеру Вилли Декеру (в прошлом году он дебютировал в Зальцбурге постановкой “Мертвого города” Корнгольда). Представитель немецкого интеллектуального театра сделал крайне внятную версию “Травиаты”. Ее стиль – гламур. Как обложка глянцевого журнала, она не вызывает волнения. Здесь все – эрзац, все – имитация чувств, адаптированных для бедных и нетребовательных, а смысл спектакля умещается в одну фразу: соблазнительная красавица – добыча смерти.
Этот спектакль не претендует на самостоятельную художественную ценность, как и игра Венского филармонического оркестра под управлением Карло Рицци. “Травиата” – бенефис Анны Нетребко. Ее качественное пение – вещь бесспорная. Однако по сравнению с ее же Донной Анной (зальцбургский дебют в “Дон Жуане” в 2002 г.), покорившей тончайшей выделкой и легкостью, новая роль не оказалась вокальным событием. Голос, ставший более плотным, остался в своем прежнем качестве – он звучит безупречно и холодно, лишая новую Виолетту тепла и внутреннего трепета. Впрочем, такое внеличностное пение замечательно сочетается с образом певицы, еще неведомым для России.
Netrebko-Star – больше, чем певица и актриса. Она – соблазнительная рекламная модель с магнетизирующим взглядом, в котором сквозит уверенность в своей неотразимости. Этот публичный имидж примадонны российского происхождения и стал темой спектакля: объект масс-медиа режиссер превратил в театральный образ. И, как ни печально признать, этот ход и воплощает единственную новую идею Зальцбурга-2005.