Даже не думайте

Докторская

Поставленная в МХТ пьеса ирландца Конора Макферсона про психоаналитика и его пациента могла бы запросто стать поводом для комедии или триллера – сюжет допускает и то, и другое. Пациента беспокоит призрак погибшей жены, перед которой он чувствует себя виноватым. Но дело, знаете ли, в том, что у психоаналитика, в прошлом священника, тоже не все в порядке с семьей и собственной совестью.

А теперь – викторина! Угадайте с трех раз, кто увидит призрака в финале.

Похоже, режиссер Илзе Рудзите, до Школы-студии МХТ закончившая Латвийскую музыкальную академию и успевшая поработать актрисой в Новом рижском театре, уже нашла свою тему. В 2004 г. она ассистировала Эдуарду Боякову на постановке “Свадебного путешествия” Владимира Сорокина – пьесе не в пример умнее макферсоновской, но тоже про психоанализ.

На Сорокине, однако, легко сломать зубы, и, возможно, неприятное воспоминание о застрявших в деснах осколках заставило Илзе Рудзите выбрать для самостоятельной работы в МХТ что-нибудь попроще. Но зато уж теперь она вгрызается в пьесу так, что страшно за всю челюсть.

Оформлен “Сияющий город” основательно – на работу художника Андриса Фрейбергса смотреть любо-дорого: правая часть сцены изображает кабинет с массивными встроенными шкафами, левая – детскую. Интерьер до смешного символичен, поскольку один из героев страдает от того, что бездетен, а второй от того, что бросил жену с ребенком. Что касается скелетов во встроенном шкафу, то этот элемент драматической конструкции символизирует громоздкий агрегат отопительной системы, намекающий заодно на капризы ирландского климата и на рационализм психоаналитика, которому противопоставлено простодушие пациента.

Но если в сценографии “Сияющего города” еще можно разглядеть иронию, то в работе с актерами Илзе Рудзите бескомпромиссна. Дмитрий Назаров и Андрей Смоляков попросту умерли в ее режиссуре.

Видно, что могучему Дмитрию Назарову, изображающему пациента, отчаянно хочется сыграть репризу на тему “доктор, у меня это...”, но режиссер строго-настрого велел держать себя в руках. Да и с Андреем Смоляковым шуток не пошутишь: кремень. Душевный кризис психоаналитика сыгран истово, мужественно, сурово – Смоляков это умеет, но растрачивает нервную энергию совершенно попусту: режиссер не в силах предложить ему ни одной интересной задачи.

Илзе Рудзите не до деталей и вообще не до игры – все ее силы уходят на то, чтобы убедить актеров и публику в недюжинной глубине макферсоновской драмы. Ну ладно, мы уже почти согласны. Только скажите, доктор, а вы зевоту лечить умеете?

Любовь и так далее

“Гедда Габлер” в постановке Ирины Керученко – тот приятный случай, когда разбираться в режиссерских намерениях не обязательно и даже вредно. “Эта пьеса о Гедде Габлер, рожденной с внутренней потребностью абсолютной свободы и невозможностью воплощения этой свободы, которая берет на себя роль Творца,” – неловко комментирует ибсеновскую драму Ирина Керученко. Но, к счастью, ставит свой спектакль совсем не о том.

Новая “Гедда Габлер” хороша элементарной театральной осмысленностью: умением ладно придумать мизансцену, внятно выстроить отношения между персонажами и как-то невзначай превратить пьесу, которую вроде бы канатами не оттащишь от проблем конца позапрошлого века, в простую историю чувств, не требующую объяснений, зачем все это играют здесь и сейчас.

Ну хотя бы затем, что красавицы на роли femme fatale встречаются не на каждом театральном курсе, а у Ирины Керученко такая актриса есть. Играющая Гедду Елена Лямина заставляет вспомнить почти исчезнувшее из критического обихода слово “стать”. Ее спине могли бы позавидовать и манекенщицы, и балерины: в этой горделивой осанке легко читается презрение героини Ибсена к унылому мещанскому болоту, в котором она живет.

Дорисуйте упрямо вздернутый подбородок, нос с легкой горбинкой – и образ готов. Ах да: еще высокие каблуки и вызывающе открытые наряды – но это уже работа художницы по костюмам Евгении Самсоновой.

И что бы ни декларировала режиссер Ирина Керученко, лучшее в ее спектакле – не замыслы с размахом, а дуэт Елены Ляминой и Кирилла Плетнева, который играет пьющего гения Эйлерта Левборга. Применительно к Ибсену слово “эротизм” звучит довольно дико, но в разговоре о спектакле Ирины Керученко оно просится на язык само собой, потому что точнее всего описывает взаимное притяжение между Левборгом и Геддой, которое сегодня было бы странно списывать на гениальность первого и ницшеанские запросы второй. В новой “Гедде Габлер” прочитывается куда более понятный сюжет о разладе между желаниями разума и тела, абстрактными идеалами и физическим влечением. Разлад этот сыгран тем естественней, что легко проецируется на возраст и опыт исполнителей: у тех, кому от 20 до 30, не так уж редко еще остается юношеский максимализм. Забавно, что почти такой же зазор между намерением и результатом придает обаяние этому скромному спектаклю. Возможно, Ирина Керученко и впрямь имела в виду драму о человеке, примеряющем на себя роль Творца, но ее режиссерские рефлексы настроены на какие-то более конкретные и чувственные вещи, из которых, собственно, и складывается живой театр.

Вот только б не зашли на этот спектакль специалисты, подыскивающие актеров для телесериалов. Очень уж хорошие здесь лица, жаль, если сразу попадут на конвейер.