Код Рембрандта


Из десятка событий первой фестивальной недели только “Леди Макбет Мценского уезда” Шостаковича оказалась “просто оперой”. Худрук фестиваля Пьер Ауди продвигает пограничные жанры, и в эти пляски на меже втянулся – невзирая на ремонт и выставочную тесноту – даже академический Rijksmuseum. Туда вломился художник и кинорежиссер, ныне виджей и перформансист Питер Гринуэй. Объявив о конце кино (“какое там еще будущее у искусства, которое заставляет человека полтора часа сидеть и пялиться перед собой!”), Гринуэй последовательно чудит на стыке различных медиа. Метод прост: изучить историю, а потом из фактов соорудить мистификацию.

Рембрандт не самый любимый живописец Гринуэя. Но, по его словам, такой великий, что “хотя бы раз в жизни надо с ним что-то сделать”. Этот “раз в жизни” Гринуэя удачно совпал с 400-летием Рембрандта. Почтенный медиахулиган выбрал “Ночной дозор” (1642), одну из главных голландских картин и уж точно главную из находящихся в Голландии, и рассмотрел его в проекте “Ночное наблюдение” (Nightwatching).

“Украшать музейную стену – для картины хуже некуда. “Ночной дозор” так знаменит, что все думают, будто знают его. Я хотел заставить посетителей музея увидеть его”. Гринуэй превращает музейный зал в театр с рядами кресел. В “фойе” в несколько рядов висят телеэкраны. На них – фрагменты картины и снятое по ее мотивам видео Гринуэя. В ролях – он сам, съемочная группа, семья и друзья. Нехитрые вроде бы сюжеты складываются в заковыристую фабулу.

Из динамиков рассказывают детективную историю “Ночного дозора”. Почему после написания картины художник теряет клиентов, съезжает на окраину Амстердама, распродает имущество? Потому что “Ночной дозор” – свидетельство убийства капитана амстердамской Гвардии стрелков Пирса Хасселбурга! Детектив Гринуэй обнаружил в картине улики, указывающие на врагов Рембрандта. Облачко дыма и огненное пятно от выстрела, неуклюжее обращение с оружием двух солдат – так Рембрандт якобы дал понять скрывшимся убийцам, что знает их; они же, будучи не в силах устранить его физически, решили извести морально и финансово. Таков сюжет перформанса в “театре”.

Магическое кино Гринуэя еще более увековечивает первые лучи солнца из окна (в правом верхнем углу) и тревожный собачий лай (справа внизу). Пользуясь только светом, видеофильтрами (дождь) и звуковыми эффектами (гром, лай собаки), Гринуэй не только оживляет картину, но и продолжает ее во времени.

Другим фестивальным событием стала постановка оперы Жана Филиппа Рамо “Зороастр” (1749), написанной на нехитрое масонское либретто, в котором Свет противостоит Тьме. “Темных” одели в черное, “светлых” – в бело-голубое. Барочному пиршеству звука и костюмной роскоши противостоит минимум декораций, причем по ходу спектакля сцену как бы раздевают: колонный зал из картона во всю сцену уступает место спускающимся с колосников фанерным облакам, а под конец остаются лишь грубо сколоченный деревянный задник и ряды прожекторов из кулис. В режиссуре Пьера Ауди тоже нет никакой пышности: ни единого лишнего движения, каждый жест по-барочному кодифицирован. Зато хореография Амина Хоссеинпура откровенно маньеристична. Когда-то иранец прославился памперсами вместо пачек в “Весне священной” Стравинского, но с тех пор остепенился. Классическую основу он заполняет мелкой “насекомой” техникой. Это типичный постаутентичный спектакль: режиссура и хореография спорят с музыкой, сыгранной дирижером Кристофом Руссе и оркестром Les Talens Lyriques как можно более аутентично.

Гениальный самоучка Ален Платель в 1990-е поставил несколько спектаклей на стыке современного танца, драмы и стендап-комеди. Его до сих записывают то в хореографы, то в режиссеры. В 2003 г. он произвел большой переполох спектаклем “Вольф”, в котором актеры занимались разными видами секса под музыку Моцарта и в обществе стаи писающих собак. Vsprs (2006) – тоже провокация, однако не столь прямолинейная. Да, в финале совершается акт коллективной эякуляции – но это не эскиз Европы на закате, а африканский ритуал. Да, танцоры заходятся в немыслимых судорогах – но это не издевательство над классикой, а всего лишь слепок эпилептического удара. В vsprs Платель вбросил на сцену уродов всех сортов и предписал им полное безумство. Весь этот цирк шкандыбает под “Вечерню Деве Марии” (Vesperae Beata Vergine) Монтеверди, уделанную на цыганский манер композитором Фабрицио Кассолем в исполнении аутентичного Ensemble Oltremontano и итальянской оперной примы с джазовым прошлым Кристины Дзаваллони. Сюжета никакого, но эти корчи настолько пластически богаты и так смешны, что первый вопрос добропорядочного критика – гений Платель или шарлатан – застревает в горле. Интересно, посмеются ли на следующей остановке vsprs, в Авиньоне, и кто будет смеяться последним: год назад публика устроила обструкцию тамошнему худруку Яну Фабру, а французскому министру культуры пришлось каяться.

Впереди на фестивале – “Макбет” Юргена Гоша, “Моцарт и Сальери” Анатолия Васильева / Владимира Мартынова, все клавирные концерты самого Моцарта в исполнении Йоса ван Иммерселя и его оркестра Anima Eterna, шестичасовой марафон Джона Коллинса “Гетц”, “Дидон и Энея” Саши Вальц, много современной музыки (Луиджи Ноно, Пьер Булез, Дьердь Куртаг, Мишель ван дер Аа, Харрисон Бертвисл) и даже явление миру забытого русского композитора-авангардиста Николая Обухова (1892–1954).