Во славу Большого балета
Школа Большого театра в Бразилии возникла шесть лет назад без всяких диалектических предпосылок. С современным классическим балетом страна познакомилась еще в годы Первой мировой войны благодаря труппе Дягилева и Анне Павловой. После революции там работали бывшие танцовщицы Императорского Мариинского театра. Тем не менее традиции европейской хореографии в Бразилии, в отличие от соседки Аргентины, не приживались: в стране до сих пор спектакли Национального театра выглядят вечеринкой самодеятельности, нет единой системы профессионального образования и даже немногочисленные балетные дивы, выращенные Бразилией, – Мария Хайде, Сесилия Керч и Роберта Маркеш – числятся звездами немецкого и английского балета.
В конце 1990-х, в годы максимального падения своей международной популярности, Большой театр решил продвигать свой бренд благородным способом приобщения к балету неофитов. В видеоролике, занявшем существенную часть вечера в Большом, с плакатной наглядностью было показано, как дети из бразильского захолустья, из немыслимых деревянных сараев попадают в светлые зеркальные классы. Школа Большого театра, расположенная в городке Жоинвилле, устроена по типу академии на 2-й Фрунзенской: она совмещает общеобразовательную, балетную и музыкальную практику, имеет постоянный медицинский контроль. На экране родители и ученики почти рыдают от счастья: созданная на деньги многочисленных спонсоров, школа в первую очередь рассчитана на детей из несостоятельных семей, для которых это единственный шанс усовершенствовать свою жизнь.
Можно себе представить, что ощущают эти дети, надевая диадемы, прикалывая цветы и погружаясь в тюль, шелк и бархат. Поэтому невозможно винить педагогов, которые с помощью Владимира Васильева адаптировали для них “Щелкунчика” – балет, на Западе давно ставший синонимом абсолютного счастья. Несмотря на кажущуюся неприхотливость, он требует от исполнителей выдающегося профессионального мастерства: его массовые сцены рассчитаны на десятки артистов, “тающие” снежные сцены – на безупречный академизм техники и манеры, россыпь характерных танцев – на специалистов в испанском, восточном, китайском, русском, французском, а сложнейшее финальное па-де-де – на блистательную пару премьеров. Поэтому Васильеву пришлось полностью перекроить балет, превратив его из сюжетного спектакля в большую сюиту танцев, которая движется в обратном порядке, начинаясь Розовым вальсом и Па-де-де, а завершаясь танцами кукол. К сожалению, места игровым сценам первого действия в этой постановке не нашлось, хотя именно в них – на рождественском балу у девочки Маши – разновозрастные студенты школы смотрелись бы максимально естественно. Хореографию тоже пришлось заметно отредактировать. В бразильском варианте “Щелкунчика” смешались две классические постановки – Василия Вайнонена и Юрия Григоровича, а отсутствующая в них партия Феи Драже напомнила о самом первом прочтении балета Львом Ивановым.
Профессиональная выучка исполнителей производит странное впечатление: многие из них неплохо обучены сложным pas классического танца, но в массовом порядке отсутствуют основополагающие выворотные бедра и ноги, натянутые стопы, подвижный корпус, мягкие руки. Возможно, система обучения построена так, что московские педагоги сосредоточены на старших курсах, а основы преподают местные специалисты, которых в школе большинство.
Гораздо лучше студенты выглядели во втором отделении, которое было отдано современному и характерному танцу. Энтузиазм, артистизм, яркая эмоциональность здесь были важнее несовершенной формы. Поэтому зал бескорыстно кричал “браво” наряженным в живописные национальные костюмы детям. Наверное, так бы в Бразилии встречали российскую футбольную сборную, если бы она, пропустив пять мячей, на последней секунде забила гол.