Лицом к лицу с негативом
Отчего-то я расстроилась. А все потому, что недавно случилось мне просмотреть современную фотопродукцию одного российского информагентства. В печатных изданиях эти снимки разбавлены рекламой и не слишком заметны. А так создают достаточно показательную картину жизни страны или, точнее, того, как жизнь страны предстает в ее официальном освещении. А что вы думали? Вдруг мы все завтра погибнем от гигантского метеорита. И это будет все, что останется от нашей цивилизации.
Мне прежде всего, конечно, было интересно, чего там больше: «позитива» или «негатива». Точнее, есть ли там вообще «негатив». Оказалось, есть. Много, естественно, жизнеутверждающих кадров: масленица и сабантуй, прыжок из балета «Дон Кихот» и ракеты, олимпийский заплыв. Но есть и раздел «Социальные проблемы», и там представлено немножко бомжей и проституток. Есть антиглобалисты лицом к лицу с милицией, есть рассвирепевшее Бутово, есть болельщики на фоне ОМОНа, есть и авиакатастрофы. Репортеры честно делают свое дело.
Обычно «негатив» порождает более интересное художественное решение, чем «позитив». Этому есть простое объяснение: в «негативе» есть конфликт, контраст чего-то с чем-то, это побуждает мозги сравнивать, мозги работают, и у них наступает чисто мышечное удовлетворение. Так что точка зрения, что любители негативных и критических сюжетов умнее, чем любители прекрасного, в принципе верна. Верна и мысль, что умным органически ближе очернительский и диссидентский подход. Однако «негатив» современного российского производства как-то не оставлял впечатления правды. Нищие на фоне ярких билбордов и бутовцы, снятые сквозь строй солдат, очень раздражали своей предсказуемостью. Почему-то в этом не виделось никакой свободы мысли или формы, а только стереотип и стандарт.
Сильно несло рекламой. Конфликты и контрасты сейчас задействованы и в массовой культуре, и в прессе, и в кино. Это гарантия продаваемости: надо же бросаться в глаза.
В общем, фотографии «негатива» не гарантируют ничего диссидентского. Это теперь точно такой же конформизм. Но мне хотелось в этой массе снимков все-таки найти что-то такое необычное. Не похожее на других.
Ну вот, нашла: моряк на страже морских рубежей. Четкое, сильное фото, диагонали орудий, прямая спина. Не чета основной массе снимков, вялых и дохлых (это, наверное, потому, что все нынешние репортажные фотографии делаются с оглядкой на телевизионную картинку, которая по природе своей не стоит на месте ни минуту и, следовательно, не имеет формы).
Ах нет, моряк – это 1967 год. Оказывается, в этой подборке есть и старые снимки.
И тут пошло: все, что мне хоть чуть-чуть нравилось, было снято почему-то не позднее 1995 года. Даже новобранцы этого самого 1995-го оказывались живее, динамичнее, нестандартнее, чем новобранцы 2006-го. Йог, радостно завернувший ногу за ухо, и какой-то профессор, смотрящий на него с недоумением? 1988-й, благословенное дикое время. Старый хирург, устало и негламурно глядящий поверх маски? 1966-й. Отец с маленьким сыном дурачатся на лыжах? 1970-й. Толстые и веселые ткачихи перевыполняют норму? 1976-й.
Эта была в большинстве случаев советская пропагандистская фотография. Но наивной правды в ней было отчего-то больше, чем в сегодняшней натурной съемке.
Может, тогда рекламы было меньше. А может, просто глаза у людей были какие-то другие.