Забытые коммуникации
Такие ситуации в австро-немецком укладе просчитываются заранее. Для мастера названного дела есть специальное, вполне светское слово Sauschneider. Таких мастеров потребуется восемь человек: именно такая цифра и стоит в названии Каприччио соль мажор “Acht Sauschneider m?ssen sein”, исполненного в этот вечер. Нет сомнения, что Гайдну, которого в данном случае правильней было бы назвать не господином, а крестьянином, можно доверять – он, родившийся в крошечном селении неподалеку от Вены, прекрасно знал тонкости местного хозяйства. Поэтому к его сочинениям стоит относиться не только как к музыке, но и как к историческому документу, чему-то вроде выписки из домовой книги. Документальность названия сообщает, кроме того, что в землях с немецкоязычным населением все профессии достойны уважения. Потому что их результатом является продукт, который займет свое место в иерархии жизненных ценностей. Как и крестьянский труд, работа композитора нужна для того, чтобы досуг был информативным и коммуникабельным. Чтобы люди, собравшиеся вечером вокруг музыкального инструмента, полноценно провели два часа перед тем, как отойти ко сну.
Модель домашнего концерта – популярной традиционной формы коллективного досуга в Австрии и Германии – была воспроизведена в Москве. Кристина Шорнсхайм, клавесинистка, пианистка, органистка, в чьей биографии много статусных имен (вроде певца Петера Шрайера, которому ей случалось аккомпанировать на хаммерклавире), как ни в чем не бывало сидела в центре зала Школы драматического искусства на Сретенке. Зала, если честно, не очень-то приспособленного – по архитектуре и по акустике – для концертов исторического исполнительства, когда надо услышать жизнь звука в ее естестве. Которое погубить очень просто, стоит хотя бы слегка нарушить камерные пропорции вечера.
Кристина Шорнсхайм занимает свое прочное место в европейском культурном контексте, о чем сообщают две вещи. Музыка, которую она играет, для нее не набор отшлифованных звуковых тонкостей (за что, впрочем, уже можно благодарить исполнителя). Для Шорнсхайм клавирные сочинения Гайдна, которые чаще являются нам в более грубом фортепианном облике, – разговорный язык, на котором можно обсуждать все, что угодно. Причем больше не метафизические процессы (у Гайдна они не столь очевидны, как у Моцарта: за весь концерт воспарить над землей представилась возможность только, пожалуй, в Адажио Сонаты фа мажор). А то, из чего состоит повседневная жизнь тех, кто от рождения связан с землей. Радость, которую человек, живущий в гармонии с природой, получает от физического труда, слышна, когда Шорнсхайм играет быстрые части гайдновских сочинений или открывает прелести вариационной формы, сочетающей стабильность и разнообразие.
Вторая особенность Шорнсхайм, выдающая ее принадлежность к музыкантам высшей лиги, – ненатужное умение через игру на клавесине, инструменте с абстрактным холодным звуком, непринужденно общаться с аудиторией: исполнитель – не артист, а простой труженик, он не возвышается над толпой, а существует в одном пространстве со слушателем. По близости контакта это пространство вполне можно назвать домашним.
Соответственно, и цикл концертов, задуманных в этом сезоне под маркой “Антиквариум представляет”, – совсем не бегство в элитарный мир аутентизма, а создание новой звуковой среды, в которой старая музыка воскресит забытые, но прекрасные коммуникации.