“САХАЛИН-2”: Издержки инвестора


Оснований для расторжения действующих соглашений о разделе продукции (СРП) в России не существует, заявил министр промышленности и энергетики РФ Виктор Христенко ровно неделю назад на пресс-конференции в Москве. Но в дополнение к экологическим появляются и новые претензии к проекту: стало известно об оценке “Зарубежнефти”, согласно которой смета расходов “Сахалина-2” завышена на $1,6 млрд.

Непонимание СРП

Сахалинский скандал обнаружил известную проблему российских властей: непонимание не только понятия “стабильность контракта”, но и вообще смысла прямых инвестиций в разработку недр. Власти склонны рассматривать инвестиции как затраты государства, которое на самом деле не вложило в проекты ни копейки бюджетных денег.

Напоминаем: ни один из проектов на условиях раздела продукции еще не вышел на проектную мощность – основная часть проекта “Сахалин-2” (добыча и сжижение газа) заработает с конца 2007 г., добыча по проекту “Сахалин-1” начата только в октябре 2005 г. Суммарный доход российской стороны в рамках проекта, по оценкам Sakhalin Energy, должен составить порядка $40 млрд – около $300 млн в год до момента окупаемости и по $2 млрд после того, как затраты будут возмещены. Может, кому-то хотелось бы еще больше, но надо исходить из реальностей: уровня добычи, условий транспортировки, качества переработки, внешнеэкономической конъюнктуры, динамики издержек и т. п.

Механизм раздела продукции успешно используется сегодня более чем в 60 странах мира. В их числе такие разные, как Китай и Аргентина, Вьетнам и Индия, Египет и Нигерия, Казахстан и Азербайджан. То есть режим СРП используют и импортеры, и экспортеры нефти и газа, страны третьего мира и претенденты на роль великих держав в этом веке. Поэтому заявление главы МПР Юрия Трутнева, что “СРП – это когда совсем плохо и денег совсем нет”, никак не соотносится с существующими реалиями.

СРП годится для любых проектов: государство могло бы получать больше доходов с богатых месторождений и меньше – с бедных, не подрывая при этом инвестиционной привлекательности разработки самых разных месторождений. В 2003 г. режим СРП загнали в правовую резервацию и сделали маргинальным. До сих пор тиражируется мнение о том, что смысл СРП – в создании стабильных условий не для всех проектов, а новые СРП могут быть заключены только “по самым сложным месторождениям, таким как Штокмановское, Приразломное, Центральное”.

Интересно, а чем “проще” были два первых сахалинских СРП?

Инвестиции в Россию

Как известно, эскалация претензий к “Сахалину-2” началась вскоре после того, как Sakhalin Energy предложила согласовать увеличение сметы проекта с $12 млрд до $21,9 млрд. “Было ясно, что Россия никогда на это не согласится”, – заявил по этому поводу экономический советник президента России Аркадий Дворкович. А почему? Может быть, открыт какой-то неведомый экономистам способ, чтобы за долгие годы жизни проекта не происходила инфляция издержек: на металл, зарплату, услуги и др.? В сторону повышения пересматривались расходы на строительство Северо-Европейского газопровода. Увеличивались затраты “Транснефти” по проекту нефтепроводной системы от Тайшета до Сковородино – чиновники объясняли это изменением маршрута и ростом цен на трубном рынке, и никого это не удивляло.

Что происходит на Сахалине? Инвестор на десятки миллиардов долларов закупает отечественное и зарубежное оборудование и материалы. После возмещения затрат все созданное инвестором имущество переходит в собственность России, т. е. эти затраты можно пощупать. Это морские платформы, береговой технологический комплекс для подготовки газа и нефти, трубопроводы протяженностью 1600 км, терминалы и гигантский завод по производству сжиженного газа, модернизация островной инфраструктуры: автомобильных и железных дорог, мостов, морских портов и аэропортов, объектов здравоохранения.

Государство в любом случае, при любом уровне доходности проектов внакладе не останется. Этим имуществом уже пользуется или будет пользоваться население острова, представители бизнеса из разных отраслей экономики. На этой основе можно с успехом развивать не только последующие нефтегазовые проекты, но и инвестиционные проекты в лесном хозяйстве, рыболовстве, в сфере туризма и рекреации. Россия действительно не заинтересована в росте этих затрат инвестора? Это и есть те самые потери государства? Так рождаются сказки про “унизительные условия”, “дискриминацию” России и “невыгодность” сахалинских проектов для государства.

Рост затрат инвестора означает увеличение заказов российским подрядчикам, которые уже получили подряды от двух проектов на $8 млрд. И тем самым вызывает цепную реакцию – рост инвестиций, доходов и налогов в разных отраслях экономики. Так в рамках крупных инвестиционных проектов на условиях СРП решается не только задача получения прямых доходов (выплат в бюджет), но и получение косвенных выгод – создание производственной и транспортной инфраструктуры, поддержание градообразующих объектов, развитие смежных производств и др. Поэтому, как это ни парадоксально звучит, для экономики страны оправданный рост затрат инвестора может быть полезен, поскольку тем самым воплощается в жизнь мечта правительства России о диверсификации отечественной экономики.

Не случайно индекс производства на Сахалине в 2005 г. по сравнению с 2004 г. примерно в полтора раза превзошел федеральный уровень: 109,4% против 106,5%. То есть разработка двух нефтегазовых проектов еще не вышла на уровень окупаемости, но уже подстегнула развитие экономики острова. Причем достигнуто это было без каких-либо сверхъестественных усилий со стороны центральных органов власти и без дополнительных расходов из федерального бюджета.

Как проконтролировать

Инвестор и государство скованы одной цепью. Принцип “больше затрат – меньше доходов” неотвратимо действует не только для государства, но и для инвестора, поскольку стороны делят прибыль. То есть идея о злокозненном завышении инвестором затрат равноценна утверждению, что он действует себе в убыток. У каждого инвестора свои акционеры, у которых, в свою очередь, широкие возможности контроля через бюджетные комитеты при советах директоров компаний. Они не будут долго терпеть неоправданного завышения затрат, которое съедает их дивиденды от проекта.

При СРП есть дополнительные возможности по осуществлению эффективного государственного контроля над проектом – в отличие от лицензионного порядка, государство имеет своих представителей в своего рода “советах директоров” проектов – управляющих комитетах, которые утверждают смету затрат. Обычно именно там происходит заинтересованное обсуждение вопроса, на чем можно сэкономить. Плюс государство может назначать аудит: в 2006 г. целых три разные экспертизы анализировали расходы инвестора по “Сахалину-2”.

Кроме того, СРП – это форма проектного финансирования, поэтому свой контроль над затратами осуществляют еще и кредиторы. И их репутация тоже стоит на кону. Как только к “Сахалину-2” были предъявлены экологические претензии, ЕБРР отложил решение вопроса о предоставлении кредита.

Наконец, по каждому СРП действуют пулы компаний, и они контролируют друг друга. Подобным образом акционеры консорциума, включающего Total, Royal Dutch Shell, ExxonMobil и ConocoPhillips, на месторождении Кашаган в Казахстане недавно обсуждали возможность смены оператора – итальянской Eni, так как были недовольны ростом расходов на проект. Можно ли себе представить, чтобы норвежская Hydro не замечала, как французская Total завышает затраты, индийская государственная нефтяная компания не видела подобных грехов со стороны американской ExxonMobil, а японские Mitsui и Mitsubishi – со стороны Shell?

Короче, можно говорить о резервах экономии, но говорить о политике завышения затрат при СРП – это в лучшем случае попытка любой ценой перераспределить в пользу бюджета часть прибыли инвестора, а в худшем – попытка недобросовестной конкуренции.