Обострение конкуренции

Новую эпоху подарило мне московское метро. Для этого пришлось преодолеть безотчетный страх, охватывающий всякого автолюбителя под землей, и спуститься в городское чрево, где дикий грохот и брызги света, где равнодушная толпа шарканьем ног по мрамору и бетону создает шум вечности наподобие морского прибоя, где, наконец, Москва получает точную размерность: от «Академической» до «Белорусской» – 35 минут. На машине-то, может быть, и 20, и 120 минут – как сложится, и всегда в одной и той же компании.

Сначала мне и в метро людей не видно было: я все сосредоточивался на внутренних ощущениях, изрядно позабытых, заново привыкал к подземной жизни; потом стал приглядываться, разул глаза и принялся накапливать информацию.

И вот что я должен заявить без всякого личного чувства, с одним только холодным удовлетворением естествоиспытателя: в лучшей половине российского населения произошла революционная перемена.

Раньше я знал так: каждая девица в какой-то момент своего развития – одни очень рано, другие чуть позже – вставала перед зеркальцем своим и перемолвливалась с ним. Она решала для себя важнейший вопрос: красивенькая она или умненькая. То есть следует ли ей подавать себя как яркий праздник, радость для всех – и таким образом искать и обрести личное счастье, роясь в поклонниках, как в сору; либо же, напротив, стать тайным сокровищем, которое практически недоступно, но уж если кто доберется до него, то отважному исследователю суждены такие открытия!

Должен объяснить: не то чтобы я таким эзоповым образом говорю, будто в России существовали некрасивые или неумные женщины – ничего подобного; просто конкуренция всегда была велика, и им приходилось выбирать, как сейчас принято говорить, маркетинговую стратегию.

Про себя выбравшие карьеру красивенькой, разумеется, знали, что ума-то им не занимать, иначе стали бы они вообще размышлять насчет стратегии развития! А выбравшие карьеру умненькой были уверены в своей красоте, но им не нужны были пустоголовые мотыльки, слетавшиеся на внешнюю яркость.

Все это было раньше – и прошло; революция произошла в женской жизни, насколько я могу судить по московскому метро.

Прежде всего это заметно на умненьких. Раньше их одежда была нарочито аккуратной и однообразной с участием даже, возможно, шитой дома бесформенной юбки; вкус к минимальной украшенности выпячивался вплоть до полного отсутствия макияжа; книги упрятывались в большую сумку, обувь подходила под характеристику надежной – и не более. Теперь же аккуратное однообразие непременно дополнено какой-нибудь интересной, даже резкой деталью: или это шарфик, или сумочка, или очочки; обувь обязательно какая-то интересная, то ли нарочито грубая, то ли редкой формы, то ли просто выбивающаяся из общего фона ярким цветом. Макияж – как бы незаметный. И книга! Почти обязательно – умная книга, раскрытая либо прижатая к груди: современная полиграфия делает даже из трудов какого-нибудь биологического общества отличный декоративный элемент, плюс его еще легко подобрать в тон к обуви или сумочке.

И красивенькие переменились. Яркость и откровенная одежда – при них, макияж самый смелый, изящная остромодная обувь. Но манеры! Совершенно иные: куда-то пропала нарочитая вульгарность, вызывающий взгляд, особый сдобный голос. Все стало тише и изящнее, и даже волна духов, накатывающая от них, – приемлемой густоты; походка – более сосредоточенной и деловитой, а цвет волос – близкий к естественным оттенкам.

Что значат эти перемены – неясно. С маркетинговой точки зрения, это свидетельство обострения конкуренции, когда залезают в чужой сегмент рынка.

Но невозможно же смотреть на московских женщин с маркетинговой точки зрения.