Брамс: знатокам и тоскующим
Федосеев открыл цикл Первой симфонией – в соответствии с хронологией создания – и Скрипичным концертом – вопреки хронологии (Первый фортепианный концерт идет раньше). Но Скрипичный – самый популярный и, можно сказать, главный из концертов Брамса, ставший эталоном жанра. У нас подобные концерты лучше всех играет Виктор Третьяков, он и планировался, но его пришлось заменить, и в федосеевском проекте неожиданно возникла тема молодости: скрипачка Алена Баева, лицо новой филармонической генерации, не только выдержала испытание, но и скинула зрелому шедевру Брамса несколько десятков лет. В солидные годы Брамс то и дело платонически влюблялся в молодых женщин. Не грех услышать в его партитуре свидетельство не одного только бородатого мастерства, но и неподвластной сединам увлеченности – что и произошло. А ансамбль поколений, который символизировали скрипачка и дирижер, был идеален.
Монографические циклы – привилегия Владимира Федосеева. Он едва ли не единственный дирижер, кто, не боясь упреков в однообразии, может предложить своим слушателям не просто отдельные шедевры, а картину творчества того или иного классика в полноте, единстве и развитии, и сделать это со знаком качества. Неизменный успех циклов Федосеева говорит о том, что часть аудитории ценит именно эту возможность глубокого, последовательного проникновения в стиль и мысли гениев прошлого. В последние годы Федосеев провел циклы Бетховена, Рахманинова, только что завершил цикл Чайковского.
Название нового цикла звучит предсказуемо и даже банально: “Любите ли вы Брамса?”. Любим. Но за что? Вариантом ответа является продолжение названия: “...или Тоска по романтизму”.
Строго говоря, тех, кто тоскует по романтизму, следует посылать в первую очередь не к Брамсу, а, скажем, к Листу или к Берлиозу. Что касается последнего, то Владимир Федосеев обещал-таки сыграть объявленную было, но отмененную ораторию “Детство Христа” – уже в следующем, 2008 году. Но из произведений Берлиоза это наименее романтическая партитура: в свое время Берлиозу даже удалось выдать ее за творение неизвестного старого мастера. Похоже, что к типовому, безудержному романтизму Федосеева сегодня не тянет. Дело сложнее, и не случайно, аттестуя брамсовский цикл, Федосеев говорит и другое: “Тот, кто любит Брамса, – это человек от настоящего искусства, истинный знаток”.
Оказалось, что знатоков у нас немало: первый концерт брамсовского цикла прошел с успехом, аншлаги гарантированы и всем предстоящим программам. Качество успеха – благодарное, некрикливое – было адекватным откликом на услышанное.
В Первой симфонии предстал именно тот сложный, не поддающийся квалификации Брамс, который жил в позднюю романтическую эпоху, мешая ей и с нею споря. В исполнении БСО и Федосеева романтический напор чувств не скрывал от слуха дотошной композиторской работы. Мрачное театральное вступление наступало прямо на нас, шествуя, как войско обреченных героев, но и “научная музыка”, за которую так третировала Брамса партия Вагнера, была явлена как ладони во всех своих технических хитросплетениях (только странно, что Федосеев не повторил экспозицию, поступив, как ни крути, против воли автора). В Andante, прелесть которого в проказах гения, Федосеев с наслаждением сбивал нас с метра, заставляя нервничать в отсутствие определенной сильной доли, – чему способствовала безупречно скоординированная игра струнников и духовиков. Скерцо – этот экзерсис оттенков – подвело к финалу, где шикарно вступили бережно припасенные тромбоны и открылась эта восхитительно организованная фреска, содержащая больше вопросов, чем ответов. Зачем Брамсу в его мутную эпоху надо было перепеть бетховенские “Обнимитесь, миллионы”? Откуда взялся этот непонятный триумф с темой валторн, словно подслушанной у исполинского альпийского пастуха? Знатокам – пища для размышлений. Тоскующим по романтизму – этот самый романтизм, который порождает тем больше тоски, чем лучше ее утоляет. А обычным меломанам – пиршество для ушей, готовить которое так умеют Владимир Федосеев и его Большой симфонический оркестр.