Проект “Б”: Процент искусства
Сейчас, когда в Москве можно посмотреть столько современного искусства, становится очевидно, как его вообще-то мало. Если бы его было больше, другое настроение было бы у обитателей даже такого загруженного во всех отношениях города. Ведь остроумное и ясное высказывание на современную тему на языке искусства – если его слышно и видно – не дает забыть о том, что важно, но при этом и уводит от лобового столкновения с важностью. В любом, даже самом важном деле должен быть некоторый процент искусства.
Но искусства не видно и не слышно, а само оно считает себя маргинальным: тема 2-й Московской биеннале “Примечания: геополитика, рынки, амнезия”, т. е. “маргиналии”. Куратор Иосиф Бакштейн говорит, что искусство способно сегодня всего лишь оставлять “примечания и заметки на полях макроэкономических битв”. Не знаю, что такое “макроэкономические битвы” и нужны ли к ним какие-либо примечания, а также примечания к “геополитике”, но очень многие из работ, которые можно увидеть на биеннале, вполне себе самостоятельные высказывания.
А чтобы их было видно, искусство должно быть публичным, т. е. оно должно быть на улице. Как раскрашенная подводная лодка, всплывшая около Театра эстрады (“Секретный фарватер” Александра Пономарева). Кажется, что это чистая фантазия – не будет такого никогда, потому что Лужков в Москве да и вкусы не те. То, что можно формально назвать публичным искусством у нас, – это памятники, самые консервативные объекты из всех возможных, сделанные в буквальном смысле из гранита или бронзы. Споры в этой области сводятся к обсуждению, ставить или не ставить памятник Чернышевскому.
Но если выпустить современное искусство из резерваций, то обнаружится, что с ним на самом деле меньше проблем, чем с памятником Чернышевскому. Хотя бы потому, что можно легко обойтись без бронзы и все поменять, если надоест. Если, например, отдать большой фасад офисного здания под видеопроект “Синих носов”, который будет виден в темное время суток и проработает неделю, то площадку выделять не придется и фасад не пострадает. А потом там может появиться другой проект. Объекты могут быть надувные, разборные, передвижные и интерактивные – в том смысле, что прохожие могут участвовать в их оформлении. Например, около объекта, изображающего какой-нибудь ненавистный всем образ, можно раздавать пакетики с краской, чтобы каждый мог кинуть такой пакетик в фигуру. И она будет яркой и разноцветной.
Самое главное препятствие к тому, чтобы такое было возможно, даже не экономика и не вкусы, а сама монополия на отбор искусства для города. Публичное искусство в других городах мира существует в масштабе района или в масштабе девелоперского проекта. Есть, например, принятая во многих городах Европы, США и Австралии традиция выделять 1% от стоимости проекта на публичное искусство (Percent for Art). В некоторых местах это делается на уровне муниципалитетов, в некоторых – на уровне отдельных проектов. Далеко не всегда речь идет в точности об 1% всей суммы, это может быть 1% от “первых $20 млн”. Важно, что отбирает работы на конкурсе не “городская комиссия”, а люди, которые хоть что-то понимают в искусстве.
А помимо монополизации вкуса есть еще и политика. Объект, поставленный в центре города, ежедневно видят тысячи людей, он может попасть в объективы камер. К этому принято относиться серьезно. Поэтому “процент” искусства остается мизерным, а само искусство – маргинальным.