Проект “Б”: Памятники без охраны
Охрана памятников – это такое безнадежное занятие для общественников, не нашедших себе занятия поперспективнее. Помешать ничему не могут, в лучшем случае успевают регистрировать потери. Называние и переименование улиц, установка и перенос памятников, перестройка и разрушение исторических зданий – давно идущий процесс, который уже многие годы не контролируется российским обществом.
Например, в Москве, по данным, собранным Московским обществом охраны архитектурного наследия (общество представит свой доклад о состоянии памятников Москвы в понедельник), за последние 10 лет разрушено более 2000 зданий, 400 из которых были объектами культурного наследия или должны были получить такой статус, но были поспешно снесены.
Здесь есть что обсуждать: почему старые дома перестают быть памятниками, если это нужно застройщикам, почему соответствующий закон не применяется, почему возможна улица Кадырова, но невозможна, по словам мэра Лужкова, улица Ельцина, почему обелиски переносят, никого не спросив. Любопытна и судьба двух зданий с символическими именами – гостиниц “Москва” и “Россия”. Новодел на месте “Москвы” воспроизводит проект Щусева, а с тем, что будет стоять на месте снесенной “России”, – неясность. Наверняка проект еще может измениться.
Но все это не обсуждается и остается в тени. Будем считать, что в тени развития. Офисные башни, гигантские торговые центры, социальные инициативы государства – одним словом, все новое, направленное в будущее, настолько масштабно, что заниматься старым нет ни времени, ни настроения. Да и кому вообще интересны символические действия, связанные с прошлым, когда в настоящем есть чем заняться?
Но судьба Бронзового солдата в Таллине всколыхнула волну массового внимания именно к символическому действию, связанному с прошлым. Это действие – даже с поправкой на пиаровский пожар – было воспринято невероятно болезненно. А по контрасту с прежним отношением к похожим действиям – пожалуй, слишком болезненно. Задело многих.
Может быть, это свидетельство какой-то внутренней перемены в сознании общества. Ведь раньше двигали, снимали, рушили – причем не в какой-то другой стране, а в своей собственной, в самом центре столицы, – и обходилось без шума. А теперь охрана памятников – это вдруг актуально. То есть, может быть, она станет актуальной не только там, но и здесь, если внимание общества к эстонским событиям есть пробуждение исторической памяти, а не проявление уязвленного самолюбия. Или задело только потому, что таллинский памятник – это наше присутствие за рубежом, а здесь, в тылу, мы и так присутствуем и что тут охранять?
Тут, конечно, есть что охранять. Но помимо памятников, которые рушатся или уже уничтожены, есть памятники, которые еще не поставлены. Константин Сонин в начале этой недели (“Ответить симметрично”, № 81 от 7.05.2007) упомянул несколько таких белых пятен – мемориал депортированным народам, музей политических репрессий, памятник жертвам голода 1932–1933 гг. Памятники такого рода не похожи на все привычные и потому могут казаться какими-то неправильными. Но их непривычное для нас свойство всего лишь в том, что они увековечивают не славу, а ответственность.