Проект "Б": Любимая болезнь
«Как зачем помнить? Если у меня была лихая болезнь, и я излечился от нее, я всегда с радостью буду поминать. Я не буду поминать только тогда, когда я болею все так же и еще хуже, и мне хочется обмануть себя. Если мы вспомним старое и прямо взглянем ему в лицо, тогда и наше новое теперешнее насилие откроется» (Лев Толстой в передаче его биографа Павла Бирюкова). Эти слова подсказывают ясный подход к тяжелому прошлому. Такой ясности нет в нашем отношении к советскому периоду в истории России. Большевистской революции 1917 г. исполнилось 90 лет, 37-му году – 70 лет. Достаточно ли времени прошло, чтобы определиться, что это было – лихая болезнь или лучшая пора жизни? Похоже, что недостаточно. Судя по сегодняшнему общественному климату, это было и то и другое вместе.
Задним числом невозможно сказать, можно ли было уйти от такой раздвоенности. Живая общественная дискуссия 80-х гг. прекратилась с наступлением материальных трудностей 90-х. Наверное, так и должно было быть, поскольку приходилось выживать, а не разбираться с прошлым.
Еще одна возможность определиться была связана с судом над КПСС в 1992 г. Ясное и четкое решение суда помогло бы сформировать общественное мнение – и сторонникам и противникам было бы на что ссылаться. Но даже по форме это не был суд над преступлениями сталинского и других советских режимов, не был суд над бывшей тоталитарной властью – на суде рассматривалась конституционность указа президента о прекращении деятельности союзной и республиканской компартии. Да и само постановление КС от 30 ноября 1992 г. оказалось двойственным. Предписание провести расследование антиконституционной деятельности компартии признали неконституционным. Роспуск руководящих структур признали законным, а роспуск первичных организаций – нет. Никто сейчас об этом суде не помнит, словосочетания «московский процесс» нет в общественной памяти, одноименную книгу Владимира Буковского вряд ли многие читали.
Еще одна попытка определиться – день 7 ноября в середине 90-х пытались сохранить в календаре в качестве «дня примирения и согласия». Примирение – хорошая идея. Те, кто ее предлагал, наверное, имели в виду что-то более глубокое, чем просто признание советской эпохи родной и любимой эпохой, но примирение с советским прошлым, похоже, состоялось, так что праздник отменять в любом случае не стоило. Сейчас день примирения сменили на день, по сути, непримиримости.
Совсем недавно было еще одно знаковое событие: президент России впервые посетил место, где расстреливали людей, – бутовский полигон НКВД. Но вот какие слова сказал Путин: «Уничтожены были, сосланы в лагеря, расстреляны, замучены сотни тысяч, миллионы человек». Это безличная конструкция. Дело в том, что люди в годы репрессий в тюрьмах и лагерях погибали не от цунами. Была партийная власть, и были исполнители из НКВД-КГБ – от их имени президент прощения не просил. «Прямо взглянуть в лицо старому» опять не получилось.