Проект «Б»: Свобода на диете


Судя по опросам, граждане России в последние годы гораздо больше удовлетворены жизнью. Директор «Левада-центра» Лев Гудков в статье на этой странице («Исчезновение политики», «Ведомости» от 9.01.2008, стр. А4) объяснял это, в частности, тем, что запросы стали более умеренными, чем в 90-е гг. В желаниях и планах сделаны поправки на реализм, исчезли эйфория и надежды на чудо – демократию, свободу и благоденствие.

Между тем, отказавшись от надежд на свободу, люди в России стали чувствовать себя заметно свободнее. По данным «Левада-центра», в 1997 г. о том, что у них мало свободы, говорили 20%, а в 2007 г. – всего 12%. В 1997 г. 32% считали, что у них достаточно свободы, а в минувшем году – уже 57%. В свое понимание свободы россияне не включают привычные для граждан западных стран политические свободы и делают акцент на росте материальных возможностей. Чем больше можешь себе позволить, тем ты свободнее?

Значит, московский миллиардер может считать себя особенно свободным человеком. Жить он может где угодно, средств на покупки у него достаточно, а если нет, то он знает, как их приумножить. Но и монах Псково-Печерской лавры, думающий только о спасении души, вполне может считать себя свободным. Ему не нужны дворцы и яхты, все его потребности сосредоточены в духовной сфере. Средств на духовное развитие у него тоже достаточно, а если нет, то он тоже знает, где их брать.

Оба свободны, но свободны по-разному. Богач увеличивает свои возможности, аскет урезает потребности. Питирим Сорокин считал, что свобода этим соотношением и определяется: если сумма потребностей не больше суммы возможностей, то человек чувствует себя свободным. А если не чувствует, значит, нужно либо добыть больше средств, либо умерить запросы. «Беден не тот, у кого мало что есть, а тот, кто хочет иметь больше», – эту стоическую формулу Сорокин приводит как характерное описание духовной свободы, противоположной чувственной. Сорокин считал, что эти два вида свободы могут быть свойственны и целым обществам и культурам. В одних преобладает духовная (у Сорокина – «идеациональная»), в других – чувственная. Причем время от времени один вид сменяет другой.

Характерное для западной культуры чувственное понимание свободы начало развиваться в позднее Средневековье и с самого начала охватывало политическую сферу. За это время страны Европы и Новый Свет обзавелись хартиями, декларациями и законами, гарантировавшими свободы слова, печати, религии и собраний. Материальные и политические запросы росли одновременно. В период до Первой мировой войны неотделимость одного от другого была уникальной особенностью западной культуры. Между войнами Италия, Германия и другие попробовали жить без политических свобод, но после войны вернулись к прежней слитности.

Российское общество в последние годы отделило для себя материальные запросы (их мы не готовы урезать) от политических (их готовы). То есть наше понимание свободы не стало духовным, оно осталось чувственным, только сильно похудело. Теперь либо снова набирать вес, либо – в сторону повышенной духовности, т. е. к отказу от потребностей.