Передача власти: Имя модернизации
Российская власть разрабатывает инновационную стратегию развития и строит планы модернизации страны. Российские граждане буквально откликаются на дискуссию по поводу перспектив – в рамках проекта «Имя России», инициированного РТР, Институтом российской истории РАН и фондом «Общественное мнение». Ведь при всех известных оговорках о репрезентативности интернет-голосований подзаголовок проекта «Исторический выбор России» многое сообщает не только о прошлом, но и о перспективах предстоящего «десятилетия уверенного развития».
Все уже знают, что в интернет-голосовании за право олицетворять «исторический выбор» лидирует товарищ Сталин. Что имеет непосредственное отношение к теме модернизации, ведь сталинский режим проводил ее определенный тип – известными методами и с известной ценой вопроса. На что (без обсуждения методов и цены) уже не преминул указать Геннадий Зюганов, заявив, что лидерство вождя народов «абсолютно закономерно» – согласно расхожему выражению, приписываемому Уинстону Черчиллю, Сталин принял Россию с сохой, а оставил с ядерным оружием.
Применительно к сегодняшнему дню вопрос состоит не в том, приняла ли нынешняя власть Россию с нефтью и оставит ли ее с нанотехнологиями, а как раз в обсуждении того, как и какими методами, за счет чего и на каких принципах взаимоотношений власти и общества дальнейшее качественное развитие страны вообще возможно.
Сама по себе политизация истории и идеологические битвы на ее страницах уже свидетельствуют о довольно глубоком разрыве и в культурной ткани истории страны, и в сегодняшнем обществе. Обществе, которое остается переходным и не устоявшимся в поисках современной национальной идентичности, без чего крайне сложно назвать новую Россию каким-то именем без конфуза и без спасительного прибежища терминов с приставкой «пост».
По многим социологическим опросам, демократия воспринимается гражданами в первую голову как повышение доходов и уровня жизни большинства населения при непременном сопутствующем требовании порядка и большей социальной справедливости, преодоления имущественных и социальных диспропорций. Аргументы про институциональную сложность, благотворность конкуренции и процедурную прозрачность вполне разумны, но выглядят разговором на другую тему.
Стоит еще добавить, что в проекте «Имя России» среди исторических персон из числа писателей, поэтов, ученых, деятелей искусства, полководцев, общественных и религиозных лидеров, а также космонавтов и футболистов никто не может сравниться с прошлыми властителями России. Цари и генсеки, оккупировавшие три четверти мест в первой дюжине имен России, для нас остаются главной движущей силой истории страны, которая воспринимается как история власти.
Общество так и не осознает себя субъектом развития и не видит в развитии народного движения, социальных интересов, гения мысли и творчества, энергии предпринимательства, строительства институтов и истории нравов. Раз так, то у нас по-прежнему может быть и революция, и эволюция, и стагнация, и даже модернизация с демократией, но опять почти исключительно сверху и в рамках ручного управления.
Возможна ли действительно сегодня программа модернизации страны, но не просто как лозунг и сленг бюрократических документов, а как реальность? Вроде бы мысль о том, что, просто повторяя пройденное, далеко не уедешь, более чем очевидна. Но все не столь однозначно, когда страна комфортно лежит на теплой печи последних тучных лет. И даже если печка изрядно остывает и чадит, издержки принятия политических, экономических и социокультурных рисков модернизации могут казаться и власти, и большинству общества весьма высокими.
По своей структуре экономический рост и развитие последнего десятилетия были прежде всего восстановительными по отношению к советскому периоду и использовали возможности эксплуатации прежних ресурсов, дозагрузки еще советских производственных мощностей и инфраструктуры – и одновременно перераспределения того, что плохо лежало, не имело хозяина, могло быть использовано, приватизировано, капитализировано. Современный правящий класс – что элита первого передела 90-х гг., что второго передела 2000-х – сформировался и обрел свою мощь именно на этой парадигме развития. Критической массы мотивов, чтобы ее поменять, пока еще нет, хотя она может накапливаться по мере того, как все больше будет ощущаться дефицит ресурсов.
Общество, долгое время пребывавшее в депрессии революционных потрясений, падения уровня жизни и борьбы за выживание, за последние годы также получило свой гешефт в рамках рентно-перераспределительной экономической и политической системы и, в принципе, не имеет ничего против продолжения процветания «общества потребления».
Политическая система вполне адекватна решению задач внутриэлитного и общественного перераспределения ренты. Понятно, что есть главные выгодоприобретатели и относительно обиженные, но избыточного ресурсного потока высокой конъюнктуры пока достаточно, чтобы успешно размазывать слой масла без существенных издержек для стабильности.
Подспудная мысль, которая бродит в головах: почему бы не ограничиться просто каким-никаким развитием из серии «завтра немного лучше, чем вчера», не утруждаясь всякого рода сверхидеями и модернизационными задачами? В итоге едва ли не главный водораздел в обществе проходит не между демократами и коммунистами или либералами и консерваторами, а между потенциально инновационными, модернизационными слоями общества и обществом потребительским, группами интересов, ориентированными просто на извлечение ренты из нынешнего положения.
Среди тех и других можно отыскать, к примеру, и адептов жесткой модернизационной руки, и сторонников широкой демократической процедуры перераспределения и распиливания ренты. Некоторые полагают, что без очистительного кризиса до реальной модернизации дело у нас так и не дойдет. Другие сомневаются, что стоит тянуть и доводить дело до форс-мажорного выбора, поскольку победить тогда могут силы, как раз весьма далекие от современности.
Но какая коалиция в итоге победит, вопрос до конца еще совсем не решенный. По-настоящему, а не в режиме шоу, имя модернизации в России XXI в. еще не выбрано.